– Твое то дело, разумница… учена от меня и будет! Давайко крутиться, рядиться.
– Еще вот там, у зеркала, в ящичке, сватьюшка, патриарший змеевик византийской, медальон с архангелом, подай, а то забуду… и неравно стража, а мне Кремлем идти.
– А пошто он страже надобен?
– Знак патриарший… стража знает его, не удержит… Проводи, ключи есть у тебя, запри дверь… у меня два ключа, к своей и патриаршей палате.
– Поди, поди, моя светлоглазая. Надо ежели, то постерегу. Помочь раздеться?
– Ну… разденусь сама – не пекись.
– Да будет тебе, моя горлица, пухом дорожка укладена…
Боярыня ушла задним крыльцом. Сватьюшка заперла за ней дверь на ключ, подымаясь обратно лестницей, думала: «Муж за делами да забавами… молодой, пригожей пошто тайком не погулять… И царевны наверх, уж крепко их держат, а чернцов да уродов зовут в рядне, в веригах, скинут рубища да хари писаные, глянь – под ними молодцы – веди в терем!» Потрепала себя шутиха за бородавку большую на подбородке и тихо вслух сказала:
– А коя боярыня явно мужа в блудном деле сыщется, той плетка по телу холеному…
Боярыня дверью под крыльцом вышла, прошла дверкой сквозь тын… На дворе в дальнем углу залаяли собаки и скоро утихли.
На ширине кремлевской площади боярыне жарко сделалось.
Она потрогала на груди под покрывалом змеевик: «Недаром тебя византийцы сочли талисманом… он, он горячит…» За кремлевской стеной, в стороне Москвы-реки, далеко полыхал пожар – мутно розовели главы кремлевских церквей, зубцы стены то рыжели, то вновь становились черными. В Кремль чужих не пускали, но в Успенском шла служба для бояр и служилых людей. В тусклом свете чернели, шевелились головы… «Бояре у службы, неладно, если кто увидит. А, да я – черница! Наряд свой забыла, будто хмельная…» Прошел, мутно светя остриями бердышей, стрелецкий караул, на женщину в черном не обратил внимания. Когда отпирала тайную дверь на лестницу в крестовую палату, Малке стало холодно: «Иду незваная… и имени не знаю, к кому иду…» Смутно помнила, что лестница приведет ее в коридор, туда, где кельи.
В коридоре у самых дверей со свечой в руках встретил ее патриарший дьякон Иван.
– А… боярыня! Разве того тебе не сказано, что святейший уехал?
– Не к нему пришла я… Вот возьми и молчи!
Боярыня сняла с пальца дорогой перстень. Дьякон отстранил ее руку:
– Посулов не беру. Кого надо тебе?
– Не тебя! Но вас тут двое.
– Семен спит.
– Вот его дверь… я войду к нему.
– Нет, не можно. Святейший знает все!
