— Настоящий человек был твой отец! — решив, что сейчас не время рассказывать Косте о подвиге его отца.
Их встречи стали частыми. Бардин не был в Петрограде с 1917 года и очень интересовался «новостями», а Костя, как и все петроградские мальчишки, хорошо знал о городских событиях последних лет.
Он с увлечением рассказывал, как линкоры «Петропавловск» и «Андрей Первозванный» летом 1919 года огнем своих пушек подавили мятежные форты «Серая Лошадь» и «Красная Горка», а линкор «Севастополь» и несколько миноносцев, стоявшие в торговом порту и на Неве у села Рыбацкого, били по войскам Юденича и, что больше всего интересовало балтийца, какие «коробки» прикрывали подступы к невским мостам. Обычно они встречались и беседовали по вечерам, когда Бардин бывал дома. Костя приходил в его комнату, они вместе топили дымившую «буржуйку»[7] и варили на ней в солдатском котелке густую перловую кашу, носившую название «шрапнель».
Бардин называл такие вечера «посиделками».
Во время разговора Бардин часто говорил «палка-махалка». Он пользовался этим выражением в самых различных случаях, и как обращение, и как одобрение. Вот и сейчас, когда Кирилл Митрофанович обратился к Косте: «А знаешь, палка-махалка…» — Костя не дал ему договорить и задал вопрос:
— Что это такое палка-махалка?
— Палка-махалка? — переспросил Бардин. — Палка-махалка — это вешка на якоре. Ставят такую палку с тряпкой на верхнем конце для обозначения глубоких мест. Стоит вешка, волной и ветром покачивается. Случись вода спадет, она ложится. Когда-то моей заботой было следить, чтоб палки-махалки не лежали на воде. Подплывешь на тузике[8], укоротишь якорную веревку, и палка-махалка опять судам кланяется, верный путь указывает. Охо-хо! Давно это было, я поменьше тебя был…
И Кирилл Митрофанович рассказал Косте о своем детстве и юности.
Родился он в казачьей станице. Его родители были «иногородние», так называли казаки приезжих и ремесленников, проживавших в станицах. Мать он не помнил, она умерла, когда ему было четыре года. Учился Кирилл Митрофанович в станичной казачьей школе, куда «иногородних» не принимали. Попал туда в виде исключения. Его отец был механик, мастер на все руки, мог починить и жатку, и ружье, и швейную машину, а в случае чего и остановившиеся часы. Вот такие часы, да еще подарок самого царя, станичному атаману починил отец, и за это, как знак большой милости, приняли Бардина-младшего в школу.
Когда он заканчивал четвертый класс, отца насмерть забодал сорвавшийся с привязи бык. «Добрые люди» продали нехитрое имущество отца за двадцать три рубля. Две золотые десятки зашили мальчику в пояс штанов, а три рубля мелочью дали на руки и спровадили его из станицы на все четыре стороны искать счастья. Он направился к Азовскому морю. Хозяин рыбных промыслов «сжалился» над сиротой и взял на работу «за харч и ночлег»! А об оплате сказал: «Еще посмотрю, какой ты есть работник!»
