Том 1. Повести и рассказы. Записки врача | страница 2
На первых порах сын свято чтил идеалы и программу отца Его дневник, а ещё больше первые литературные опыты красноречиво об этом свидетельствуют. В стихах, а именно поэтом он твердо решил стать еще в тринадцать-четырнадцать лет, юный лирик звал следовать «трудною дорогой» «без страха и стыда», защищать «братьев меньших» – бедный люд, крестьянство. Но «трудная дорога» и защита «братьев меньших» отнюдь не означали для него борьбы за изменение общественных условий.
В. Вересаев уже в гимназии чувствовал эту безоружность своих идеалов, и одной из главных тем его дневника становится вопрос: чем и для чего жить? Юноша занимается историей, философией физиологией, изучает христианство и буддизм и находит все больше и больше противоречий и несообразностей в религии. Эго был мучительный внутренний спор с непререкаемым авторитетом отца. Юноша то «положительно отвергает всю… церковную систему» (24 апреля 1884 года), то с ужасом отказывается от столь «безнравственных» выводов. И так метался он не один месяц. «…Эти сомненья… Хочешь другой раз пулю себе в лоб пустить, чтобы раскрыть скорее заветную тайну. Я ни в какие чудеса не верю, я не верю, что за самоубийство – только за это – попадешь в ад, если бы он даже был… Я даже почти не верю в бессмертие души… Но как тяжелы эти сомнения!» (7 октября 1884 года).
Еще мальчиком, гостя у родственников-помещиков, потом в имении родителей, В. Вересаев с болыо наблюдал то бесправное положение, в котором находились «загорелые, пахнущие здоровым потом, исполненные величавой надменности и презрительности к неработающим» крестьяне. «…Стыдно становится и не веришь глазам, что это возможно». Зарождалась «неистовая ненависть к самодержавию, возмущение его угнетением и злодействами» («Воспоминания»). Юношу поражает в этих про стых, морально крепких и чистых людях отсутствие религиозного благочестия, которое до сих пор ему казалось синонимом нравственности. У Вересаева растет уверенность, что в религии нет спасения для людей, и поклонение богу сменяется бунтом, благоговение сменяется сарназмом. «Цель сотворения человека – прославлять бога – так, кажется?.. Положим, я имел бы силу творить, или возьмем пример более удобно-понятный – положим, у меня есть дети: начну я с ними обращаться как бог с людьми. „Зачем живу я?“ – спросит меня мой сын. „Для того, чтобы мне угождать, прославлять меня, трепетать передо мною – вот цель всей твоей жизни. Я тебя так бесконечно люблю– отплати и мне такой же любовью, не то… засажу тебя туда, куда и ворон костей твоих не занашивал“ Не правда ли, какая искренняя, бескорыстная любовь!» (30 июня 1884 года).