— Глянь, кто идет, — сказал он.
— Если генерал, скажи, что я сплю, — отозвался Ливайн, зевнув, и закурил сигарету.
— Нет, это Копыто, — сообщил дневальный и снова прислонился к стене, закрыв глаза.
По ступеням протопали маломерные башмаки, и голос с виргинским акцентом произнес:
— Капуччи, погань безродная.
Дневальный открыл глаза.
— Отвали, — сказал он.
Ротный писарь Дуган, по кличке Копыто, вошел в казарму и, недовольно скривив губы, приблизился к Ливайну.
— Кому ты дашь эту порнушную книжку, когда закончишь, Ливайн? — спросил он.
Ливайн стряхнул пепел в пилотку, которую использовал в качестве пепельницы.
— Скорее всего, выброшу на помойку, — улыбнулся он. Губы у писаря скривились еще больше.
— Тебя лейтенант зовет, — сказал Дуган, — так что давай поднимай свой жирный зад и чеши в канцелярию.
Ливайн перевернул страницу и снова начал читать.
— Эй, — сказал писарь.
Дуган служил по призыву. Он вылетел со второго курса Виргинского университета и, как многие писари, имел садистские наклонности. Кроме того, у Дугана были и другие причуды. Он, например, нисколько не сомневался, что НАСПЦН[3] — это коммунистическая организация, целью которой является стопроцентная интеграция белой и черной рас путем смешанных браков, или что виргинский джентльмен — это наконец явленный миру Übermensch[4], которому только гнусные интриги нью-йоркских евреев мешают осуществить свое высокое предназначение. Главным образом из-за последнего пункта Ливайн не ладил с Дуганом.
— Меня вызывает лейтенант, — сказал Ливайн. — Надо думать, ты уже выписал мне увольнительную. Черт, — он глянул на часы, — а еще только половина двенадцатого. Молодчина, Дуган. На пять с половиной часов раньше времени.
И Ливайн восхищенно покачал головой. Дуган ухмыльнулся.
— Вряд ли это насчет увольнения. Боюсь, оно тебе пока не светит.
Ливайн отложил книгу и погасил окурок в пилотке. Затем посмотрел в потолок.
— Господи, — пробормотал он, — что я еще натворил? Неужто меня опять собираются посадить на губу? За что?
— Всего пара недель прошла, как ты был там, верно? — ввернул писарь. Ливайн знал эти уловки. Он думал, что Дуган давно уже отказался от мысли подставить его. Но, похоже, такие типы только ждут подходящего момента.
— Я к тому, что хватит валяться на койке, — сказал Дуган.
«Валяться» он произнес как «ва-аляца». От этого Ливайн ощутил раздражение и, подобрав книгу, снова принялся читать.
— Ладно, — сказал он, отдавая честь. — Иди назад, бледнолицый.
