— Гэта цiкава, — ответил конь голосом Яна, — але чаму так мала ӯвагi нам, коням?..[14]
*
Геля вообще не поняла, как это произошло. Но за два часа они с Яном отсняли столько, сколько раньше не могли сделать за целый день с готовым сценарием.
Экспромт был полный. Конь, который справа, говорил по-русски, был угрюм, жаловался на жизнь и рассказывал, что «еды дают мало, все норовят залезть на шею, никто не ценит, а жизнь полна лишений». Конь слева был бодр, весел, размауляў на беларускай[15], шутил со всеми прохожими и отпускал двусмысленные шуточки.
Финалом программы должен был стать разговор с войтом — хранителем, который держит в руках ключ от города, и левый конь даже отправил всех к нему, но вдруг прояснилось небо и солнце так красиво высветило и самого войта, и ключ в его руках, что к нему можно было не ходить. Он просто стоял вдалеке и как будто предлагал ключ всем, кто сейчас находится тут, у Ратуши.
— Вперед! — крикнул какой-то парень, заскочив на повозку.
Кто-то присвистнул, кто-то зааплодировал. Геля с Яном снимали с двух телефонов. Солнце светило, люди улыбались, жизнь была прекрасна.
*
В «Штолле» они хохотали так, что один раз стукнулись лбами. Тетенька, которая убрала пустой чайник, вздохнула вроде как с завистью.
— А вот это вон то! — попросила Геула, и Ян сразу понял, о чем она.
Открыл ролик, где китаец играл попой на музыкальной скамейке Огинского[16]. Вернее, по команде Яна и Гели он то садился на скамейку, то вскакивал. По замыслу сценариста Яна и режиссера Геулы в результате должен был получиться «Огинский рэп», но скамейка оказалась капризная, она не желала останавливаться, когда человек с нее поднимался. Впрочем, получилось все равно прикольно — благодаря терпеливому китайцу, который мужественно приседал и вставал, а потом еще и церемонно кланялся.
У Яна живот заболел от смеха, а Геля принялась оглядываться, не мешают ли они кому. Но эта часть кафе была сегодня пуста. И на окнах висели такие плотные портьеры, что было не разобрать, день снаружи или уже вечер.
И Геуле вдруг показалось, что они не в Минске, а где-нибудь в Праге. Или в Кракове. И лет им гораздо больше.
И Яну померещилось то же самое. Его неуемная фантазия тут же объяснила, как они сюда попали — приехали на кинофестиваль. Привезли свой новый фильм. Только что был закрытый показ, и все журналисты брали у них интервью, а члены жюри переглядывались так, что стало ясно — они почти победили.
«Хорошо, — подумала Геля, — что мы от них смылись! Тут они нас не найдут!»
