— Тюльпан, так много всего произошло с тех пор, как я впервые встретилась с тобой, — начала Накшидиль и глубоко вздохнула. — Как неожиданно изменилась моя жизнь: сначала все было хорошо, потом стало плохо, а теперь все повторяется. Но как только я нашла свою тропинку во дворце, меня снова загнали в угол. Как ты думаешь, у меня такая судьба?
— Накшидиль, пойдемте со мной, — робко сказал я в ответ.
— Уже пора? Я не вижу, чтобы другие девушки покидали дворец.
— Пожалуйста, пойдемте со мной.
* * *
Мне приказали немедленно отвести ее к главному чернокожему евнуху, но причину не объяснили. Мы быстро шли по булыжнику к покоям кизляр агаси и, когда вошли в покрытую голубым изразцом комнату, где пили кофе, я почувствовал тепло от горевших в камине поленьев. Но высокий худой главный чернокожий евнух, встретивший нас, был мне незнаком. Селим уже успел ввести в должность своего любимца. «Как быстро мы становимся лишними», — подумалось мне. Билал-ага, новый кизляр агаси, знал султана лучше всех, за исключением родной матери; он был у Селима и нянькой, и воспитателем с самого детства, и правитель доверял ему. Билал-ага заговорил твердым голосом:
— Султан желает, чтобы я побеседовал с ней.
Накшидиль приблизилась к нему, ее лицо выражало тревогу. Она знала, что должна молчать.
— Султан видел, как ты танцевала в зале для представлений, — сказал главный чернокожий евнух.
Я увидел страх в глазах Накшидиль. Мы понимали, что ее будущее под вопросом, если новый султан заметил, как она смотрит на него. Нас обоих могла ждать судьба похуже, чем Старый дворец. Я почувствовал комок в горле и потрогал кончиками пальцев свою шею.
— Когда султан спрашивал о тебе, ему говорили, что ты играешь на скрипке, — продолжал Билал-ага. — Султан Селим неравнодушен к турецкой музыке.
Скрипка не являлась традиционным инструментом турецкой музыки. А первые мелодии, сыгранные Накшидиль, были Моцарта: не чревато ли это еще большими опасностями? Накшидиль растерянно посмотрела на меня. «Почему он мне говорит это?» — вопрошали ее глаза. Должно быть, она вспомнила мое первое предостережение: женщину, не подчиняющуюся правилам гарема, могут сурово наказать, а что еще хуже — зашить в мешок, привязать тяжесть к ногам и бросить в море. Погрузившись в собственные мысли, она не слышала, что говорит кизляр агаси.
— Султан желает оставить в Топкапе некоторое количество женщин из прежнего гарема.
«Пересту», — угадал я по движению ее губ.
