– А еще что? – спросила мать.
– Она холодная.
– Да. Потому что еще не согрета после зимы теплом наших рук. Я научу тебя чувствовать не только ее холод, но и тепло, и щедрость, – пообещала мать.
И действительно научила чувствовать на ощупь тепло земли и изменения температуры. Но смог бы он так понимать землю, если бы каждый лоскуток не был орошен не только дождями, но и обильным потом? Первая мысль после сна: что нужно сегодня сделать? Последняя перед сном: что будет делать завтра. И так все время, разве что выпадал отдых по праздникам, да и то в такие дни руки чесались без работы и чувствовал себя вором. И как это соседи напротив живут? Немного земли у них, да и той лада нет – что и посеют, и тому толку не дадут, сорняки выше хаты, а им хоть бы что. Свеклу вырастят, так не о сахаре думают, а о самогоне. И сама старая Ониська ленивая, и сыновьям к земле любви не привила. Семен и Осип вымахали такие, что головами потолок подпирают, а до чего же ленивые! Дошло до того, что зимой сделали в стене дыру возле печи. Все село прибегало и заглядывало через плетень, чтобы увидеть, как из хаты через отверстие вылетает на улицу пепел, а потом в дыре появляется старая подушка – затычка, чтобы не замерзнуть. Люди смеются, а тем безразлично! Глаза у Серка заняли, что ли?! Вот такие Петуховы и завидуют Черножуковым. Вот с такими рядом предложили работать в колхозе. И не только работать, а еще и отдать добровольно свою землю и скот. Отдать землю?! Свою землю?! А не подавятся ею? Даже представить страшно, как можно доверить свою землю таким, как Петуховы!
И почему он должен отдавать кому-то свои поля? Столько лет горбатиться ради того, чтобы дети, внуки сыты были, чтобы не приходилось им голодать да так много работать! И все, что приобрел по́том и кровью, надо добровольно отдать в общую собственность. А зачем ему что-то общее, если есть свое? Выйдешь рано утром на поле, где колоски стоят налитые и пузатые, как бочоночки, коснешься их рукой – аж дух захватывает от радости и гордости, от ощущения, что все это твое, выращенное тобой, орошенное по́том, взлелеянное мозолистыми руками. Знаешь, что хлеб – это жизнь, и эту жизнь ты сам выстраивал для своего же благосостояния, для родных людей. И все это нужно за так кому-то отдать? Не будет этого никогда! Ни-ког-да! Пусть убьют его, пусть закопают на своей земле, а не в общественной собственности! Бедный отец! Если бы он слышал все это, перевернулся бы в могиле. Хорошо, что мать уже ничего не понимает и не видит.
