Женщина взбудоражила море, зашумели люди, заговорили между собой. Иван Михайлович пытался успокоить взволнованных людей, но буря уже всколыхнула человеческое сознание. Одни Черножуковы сидели сдержанно и гордо, даже словом между собой не перебросились, будто все, что вокруг происходит, их не касается.
– А если я не захочу идти в ваш колхоз? – опять спросила Одарка.
– Заставим! – быстро ответил Иван Михайлович.
– Как? Наган свой достанешь?
– Нужно будет – достану!
– Из кобуры или из штанов? – насмешливо спросила женщина, и все захохотали.
– Можете зубоскалить, – сказал Иван Михайлович, – но платить налоги, выполнять план хлебозаготовки и вступить в колхоз мы вас заставим, если даже придется принять радикальные меры.
– Какие меры? – переспросил Пантелеймон.
– Любые меры, но результат будет – это я вам обещаю. Коммунистическая партия дала мне приказ, а я не привык отступать. Даю вам время подумать над моими словами. На следующем собрании будем писать заявления о добровольном вступлении в колхоз, – закончил свое выступление Иван Михайлович.
Люди уже не шутили. С хмурыми лицами двинулись к выходу. Кузьма Петрович заметил, что на улице большинство крестьян обступили Павла Серафимовича, но мужчина вежливо распрощался, и братья Черножуковы молча разошлись по домам. Через мгновение их фигуры растворились в темноте.
Зима окутала село туманом. Еще утром изморось сменил густой холодный дождь, после обеда лужи заблестели тоненькой коркой льда, а под вечер ветер утих, будто сам устал от такого непостоянства, впустив на землю сплошную темень и влагу. Хаты подмигивали подслеповатыми окнами, не понимая прихотей природы. Село почти опустело – все жители, увязая ногами в грязи, поплелись на собрание. Дома остались разве что немощные старики и некоторые женщины с малыми детьми. Варя тоже не пошла. Что ей там делать среди мужиков и стариков? К тому же заболела мама. У нее опять нестерпимо пекло в груди. Варя уже не раз предлагала поехать к врачу в город, но мать свое гнет: «Как только в груди кольнуло, так и в больницу бежать? Полежу, отпустит понемногу – и слава богу. Работы полно, а я бока стану отлеживать? Нет, такого не будет». Отец ушел на собрание, и мать тоже порывалась пойти, с трудом удалось уговорить ее остаться дома и отдохнуть.
Варя быстренько позакрывала хлева, накормила Тумана, проверила, спит ли бабушка, потом поспешно накинула полушубок, схватила платок и выскользнула на улицу. А там серо, неприветливо, сеется мелкая изморось, небо в плену тяжелых туч. Село уныло притихло. Замирая, Варя всматривалась в темноту, боялась встретить кого-то из людей. Нигде никого.
