Я помню руины домов после давних бомбежек,
на стене коммунальной кухни мухоловок-сороконожек,
летний кинотеатр в Доме ученых – между рядов топает симпатичный ежик.
Пять военных лет до меня плюс столько же послевоенных.
Стройки силами немецких военнопленных.
Деревянный пенал. Складной перочинный ножик.
Помню пьяных калек на улицах – все калечней и пьяней
год от года.
Весной цветут каштаны, потом акации. Хороша погода.
Осиные талии, плечики, сумочки – это такая мода.
Юноши в светло-сером, а то и в белом.
В ателье портной размечает выкройку мелом.
Возвращают-прощают врагов народа.
Дедушка, подымая рюмку, говорит по старинке: "Прозит!"
Мимо окон гробы с оркестром когда провозят,
когда проносят.
"Выброси старую шубку!" – "Зачем? Она есть не просит.
Пусть моль в шкафу ее ест за милую душу.
А так погляжу на шубку – и вспомню покойную тетю Нюшу".
Володя гуляет с Наташей. Но Зину свою не бросит.
За ребенком нужно присматривать – больно прыток.
К Первомаю почтовый ящик полон цветных открыток.
Если не будет войны, в магазинах будет избыток.
Значит, нужно еще раз выпить за мир во всем,
как положено, мире.
Будет вам изобилие – размечтались!
Держите карманы шире.
Вышила бы наволочку, да не хватает зеленых ниток.
Пятачок со звоном падает в гипсовую кошку-копилку.
Отец прикупил приемник, вставляет в розетку вилку.
Би-Би-Си, глядя из Лондона, прорывается сквозь глушилку.
Зеленый глазок – треугольный сектор то шире, то уже.
Дворовые небеса глядят на свое отражение в луже.
Покрутившись, песик ложится спать на подстилку.
