Гениально, нечего сказать.
И после всего сделанного можно смело идти на виселицу. А то в самом деле, той крови, что было пролито при правлении Аурунд явно недостаточно, нужно еще кого-нибудь убить.
Да уж. Такой вариант действий не вписывается даже в совет Рикмира совершать глупости. Тут надо быть полным идиотом.
Утро началось с похорон. Наниматель попытался, было, заикнуться, что тела погибших шварцрейтаров надо попросту стянуть с тропинки да и бросить среди бурелома, но в ответ услышал только злое:
-Мы своих не бросаем.
-Но они же уже умерли! Им все равно!
Одноглазый Кристенсен потер ладонью ноющее плечо и мрачно буркнул:
-Зато нам - нет.
Конечно, барон мог поспорить, потребовать ехать дальше, но кто б его сейчас послушал? Тем, кто пал, нужно было отдать последний долг... А может, мужчина попросту побоялся, что если он слишком уж будет настаивать, то рейтары, позабыв о контракте, прикопают его прямо здесь, рядом с погибшими.
Лопат и заступов не было, еще не до конца оттаявшую после зимы землю приходилось ковырять собственными мечами. В другом случае наемники сами бы возмутились, что благородное оружие используется столь низменным образом, но сейчас...
Всех погибших хоронили в одной, братской могиле. Постеленные в яму плащи стали последним ложем, такие же окровавленные тряпки укрыли павших сверху. Комья земли падали на неподвижные тела, скрывая их под вечным покрывалом...
На плечо Мадельгеру легла тяжелая рука. Ландскнехт оглянулся.
Стоявший за спиной Кристенсен мотнул головой в сторону свежей насыпи:
-Заупокойную молитву знаешь?
-Я не... - начал было Оффенбах, но гэрулец зло дернул уголком рта, и разноглазый оборвал речь на полуслове. Вздохнул, чувствуя, что ступает по тонком льду, и тихо согласился:
-Знаю. Но я так и не принял сана. Обряд может получиться не полным.
Его собеседник поправил начавшую сползать с глаза черную повязку, потер выглядывающий из-под нее шрам:
-Им-то уже нет никакой разницы, есть сан или нету... Главное, чтоб молитва была...
Оффенбах покосился на свежую могилу и кивнул:
-Я попробую.
...За присвоение сана, за попытку назвать себя священником или бродячим монахом, наказание одно - смерть. Это ландскнехт помнил великолепно. А вот за попытку отправлять обряд? За это есть какая-нибудь кара? Этого Мадельгер вспомнить, увы, не мог.
Мужчина опустился на колени рядом со свежей могилой, коснулся ладонью рыхлой земли... Он никогда не хотел быть монахом, он столько лет пытался забыть все те годы, которые провел в храмовом училище, он столько лет пытался изгнать из памяти слова, повторяемые в кельях каждый день... Но стоило пальцам коснуться присыпанного валежником захоронения, как молитва сама полилась из уст...
