Многое уже сделано, но многое еще предстояло сделать. Прошло немало встреч и совещаний. На одном из них, состоявшемся вблизи Прокупле, у растовницкой мельницы, снова шла речь об операции в Нише. Необходимо было решить вопрос о доставке оружия.
На эту встречу пришли товарищи из разных мест.
По лесистому склону Пасьячи, возвышавшейся над Прокуплем, спускался невысокий черноволосый человек. С первого взгляда трудно было определить его возраст. Суровость его худого лица подчеркивали черные усы. Двигался он очень осторожно, внимательно осматривая все кусты и тропинки. Повадки выдавали опытного подпольщика. Это был Смайо. Его еще до войны объявили вне закона. Но ему как-то удавалось избегать жандармских ловушек. Ночевал он у товарищей. Всегда был настороже. Война и капитуляция королевской Югославии не изменили его положения. Правда, теперь его и сотни его товарищей стали преследовать не только жандармы, но и гитлеровские солдаты и гестапо.
Временами на губах у него появлялась довольная улыбка. И тогда он поглаживал правой рукой пистолет, спрятанный под крестьянским гунем[4].
Пистолет был необходим в такие минуты. Но может ли холодок железа заменить человеческую душу? Конечно нет. Люди, их преданность, их готовность взяться за оружие — самое главное. Здесь-то и начинались его тревоги. На совещании в Нише было решено начать восстание и приступить к организации партизанских отрядов. На месте эту задачу возложили на него. Но как быть дальше? Станут Топлица и Ябланица, где Смайо работал годами, опорными пунктами реакции или опорными пунктами революции?
Имелись все основания задуматься над этим. Реакционеры считали район Топлицы и Ябланицы своим. И в самом деле, до войны во многих домах на стенах красовались фотографии близких или далеких родственников, служивших в жандармерии или в пограничной страже, ставших офицерами, чиновниками или полицейскими. Правда, Смайо, как никто другой, знал своих земляков. Эти люди служили реакции из-за бедности, но не по убеждению или ради удовольствия. Ему, родившемуся и выросшему здесь, была известна гордость этих людей, очень щепетильных в вопросах национальной чести. Они не любили оккупантов, кто бы они ни были, и ненавидели предателей, по вине которых в Югославии стали хозяйничать немецкие оккупанты. Здесь были живы традиции освободительных восстаний в Лесковаце и других городах.
Смайо был уже недалеко от места встречи. На какой-то миг он замер, прислушиваясь и всматриваясь, потом снова начал спускаться. Думал о предстоящей встрече. Она, по сути дела, была продолжением той, что состоялась в Нише. С той лишь разницей, что оставалось решить один конкретный вопрос.
