Но я считал, что об этом надо говорить. Неожиданность всегда поражает сильнее. Лучше пожертвовать спокойствием одной ночи и по возможности уберечь мать от гораздо более сильного потрясения, которое ей, возможно, придется перенести.
— Каково-то теперь их матерям?
— Что и говорить, сынок. Родишь, вырастишь, а потом зарывай в черную землю родную плоть, — сказала она тревожно, и голос ее задрожал.
— Конечно, матерям тяжело, но ведь они и гордятся своими сыновьями.
— Какая тут гордость — смотреть на мертвое дитя! Это не гордость, это боль и тоска. Печаль и гордость вместе не уживаются.
— Ребят не за воровство повесили, — сказал я, — а за то, что они защищали свою землю. Я слышал, они подожгли гаражи.
— Тебе не понять материнского сердца, — возразила мать. — Ни одна мать не хочет терять своего ребенка, а если хочет — она не мать.
Она прижала меня к груди. Я почувствовал, как она дрожит. В ее душе происходило что-то непонятное. Я посмотрел ей в лицо, но в темноте ничего не разглядел, лишь почувствовал, как слезы потекли из ее глаз и упали мне на руку. Я не стал их вытирать — пусть думает, что я ничего не заметил. Как ни был тяжел начатый разговор, я продолжал его:
— Не бойся, мама. Я ведь здесь, с тобой, а не на виселице.
— Ты-то здесь, но мне жалко тех ребят и их матерей. Не надо было тебе рассказывать о них.
Я понимал ее. Она оплакивала наше общее горе. Я решил задать ей еще один вопрос:
— Ответь мне, мама, но только откровенно. Если бы меня убили или повесили, чего бы ты пожелала убийцам?
Она крепко прижала меня к себе, но ничего не ответила, видимо обдумывая, какая месть лучше всего подошла бы для убийц.
Лунный луч проник в комнату, и стали видны морщинки на ее преждевременно состарившемся лице. Блеснули две светлые дорожки слез. Она сидела неподвижно, как изваяние. Помолчав немного, произнесла холодным и суровым голосом:
— Смерти, смерти я бы им пожелала! Самой страшной, какая только есть на свете! — И замолчала, словно еще раз обдумывая сказанное.
— Да, мама, убийцам нужно мстить. И поэтому за тех, кто повешен, фашисты должны расплатиться своими головами.
— Что ты говоришь? — испуганно возразила мать. — Ведь это случилось далеко отсюда. Мы даже не знаем, кто их повесил.
— Нет, мама, они недалеко. И потом… в каком бы месте ни полетели головы фашистских солдат, это будет месть за смерть наших ребят.
— Но кто же им отомстит, если армия не смогла сделать этого?
— Армией руководили предатели, потому она и сдалась. А будь там честные офицеры, ты бы увидела, как досталось бы оккупантам.
