Идти Николаю с каждой минутой становилось тяжелее. Груз давил на плечи, руки от лямок затекли. Вдобавок ко всему каждый шаг отдавался острой болью в пятках - ноги были уже смозолены. Николай поджимал пальцы ног, чтобы пятки не касались сапог, но это мало помогало. Старался думать о том, что такова уж судьба парашютиста. Сначала прыжок в неизвестность, потом тяжелый переход. Не знаешь даже, что трудней - добраться до пожара или потушить его. Сколько раз случалось, что огонь они побеждали за несколько часов, даже устать по-настоящему не успевали. Зато как трудно было попасть на эти пожары!
Но и эти мысли не облегчали боли. Только самолюбие не позволяло ему окликнуть Ярового, признаться, что он устал, взмолиться о помощи. Но и самолюбие кончалось. Он уже совсем было хотел сдаться, когда Иван вдруг остановился.
- Шабаш, - сказал он. - Надо передохнуть и поесть в спокойной обстановке. Самолет и тот без заправки не летает.
Николай, не снимая снаряжения, повалился на землю.
- Я думал, ты вообще не устаешь…
Иван засмеялся, показывая ровные белые зубы.
- Почему не устаю? Устаю. Только тогда я песни пою. Про себя. Здорово помогает. Сам, наверное, помнишь, как в армии строем ходили.
Он сел и начал стягивать сапоги.
- Вот и за ногами следить - тоже армейская привычка. И ты разувайся, пусть ноги подышат.
Николай потянул сапог и даже вскрикнул от боли. Только теперь, после небольшой передышки, он почувствовал, как горят мозоли. Встревоженный Иван долго рассматривал кровавую мозоль на его правой ноге и большой желтоватый волдырь на левой. Потом вдруг торопливо обулся, приказал Николаю готовить поесть.
- А ты куда?
- Тут недалеко. Когда шли, видел одно растеньице. Старики говорят, боль от ожогов и мозолей облегчает.
Вернулся Иван минут через пятнадцать, неся в пригоршне какое-то растение с большими и широкими листьями.
- Еле нашел.
Он осторожно перебинтовал ноги Николаю. После этого оба с аппетитом принялись за хлеб, галеты, консервы и вареную картошку. После перевязки к Николаю снова вернулось бодрое настроение.
- Чем хороша наша профессия, - посмеиваясь, говорил он, старательно работая челюстями, - природа близко. Спрыгнул - и готово. А главное - каждый раз на новом месте.
- Ты бы еще в новые места хотя бы старые запасные портянки не забывал брать. С мозолями и новые места не в радость.
Николай поморщился:
- Нет в тебе, Иван, никакой романтики. Не можешь ты о нашем деле красиво говорить.
- По мне так, - задумчиво сказал Иван, - если ты пользу от своей работы на ощупь потрогать можешь - это и есть романтика. Посмотреть на нашу работу - ничего приятного. И опасно, и трудно. Прыгаем неизвестно куда. Поклажу таскаем. В ожогах постоянно. Мозоли. А ведь никого из нас с этой работы палкой не выгонишь. Потому что сами видим пользу от нее. Ну да хватит об этом… Готов? Пошли.
