— Вас ист дас? Что такое? — заорал требовательно и рванул узника за руку в одну сторону, потом в другую: хотел понять, что делал парень, не пытался ли что-то спрятать. А тот вертелся на одном месте, только бы не открылось то, что лежало под его босой ступней. Конвоир вскоре угомонился, отошел, но, вдруг сообразив что-то, вновь вернулся назад и неожиданно скомандовал:
— Первая, вторая и… третья шеренги — три шага вперед!
Колыхнувшись, шеренги шагнули раз, второй и третий. И только Петро замешкался на мгновенье: команда застала его врасплох. Если нагнуться и взять с земли то, что опустил, — а это были ножницы, — конвоир безусловно заметит. Если оставить их на песке и шагнуть как ни в чем не бывало, тем более увидит. Всего на миг задержался на месте…
— Три шага вперед! — подскочил к Петру разъяренный конвоир и ткнул автоматом в сутулую спину. Тот, споткнувшись, сделал шаг вперед, и охранник сразу же заметил вдавленные в песок ржавые, потемневшие ножницы — самые обыкновенные, домашние ножницы. Но конвоир, нагнувшись, поднял их, как ядовитую змею.
— Что здесь? — Топайде мгновенно оказался рядом, и ноздри его нервно задергались и зашевелились. Увидав в руках конвоира старые ножницы, хищно уставился в лицо узника, сиротливо стоявшего вне строя.
— Где взял? — процедил Топайде.
Петр молчал, не отводя застывшего взгляда.
— Зачем? — зловеще прошипел Топайде.
— Хотел постричься… — опомнился наконец Петр, и уже по одному тону его понял Топайде, что узник говорит неправду, хотя постричься ему, безусловно, не мешало бы.
— Для чего? — раздраженно хлопал гестаповец стеком о голенище.
Петро пожал худыми плечами — дескать, я сказал все, и непонятно, что еще от меня нужно.
— Я спрашиваю в последний раз! — позеленел от злобы гестаповец.
— Постричься, — повторил Петро с наивной непосредственностью, и Топайде понял: из этого скелета если и вылетит другое слово, то разве что вместе с душой. Упорству этих украинцев можно позавидовать! Он взмахнул стеком, как дирижерской палочкой, и конвоиры, подобно хорошо сыгравшимся музыкантам, прекрасно знающим свои партии, накинулись на узника. Первым же ударом свалили его на землю и начали бить сапогами, а Топайде повторял, словно робот, не ожидая ответа:
— Зачем? Зачем? Зачем?
Микола невольно оглянулся на Гордея, и тот, виновато понурившись, опустил глаза: оба догадались, о чем каждый подумал в эту минуту. А конвоиры все избивали Петра, и Топайде, как заведенный, твердил:
