Обернулся он резко и, прищурив глаза, с ненавистью взглянул на арестованных.
— Зетцен зи зих! Садись! — с язвительной галантностью предложил он девушке и неожиданно свирепо выкрикнул: — Да ближе, ближе! — хотя девушка и так уже сидела вплотную к спинке и дальше двигаться было некуда. Микола ощущал позади себя ее частое дыхание, чувствовал, теплоту ее плеча. Прядка волос щекочуще коснулась его шеи. Посадили их так, очевидно, для того, чтобы при допросе они не могли взглядами подавать друг другу какие-нибудь знаки.
— Вы, надеюсь, хорошо знакомы, между вами, возможно, есть и нечто большее — цедил гестаповец. — Вы его знаете? — обратился он к Ларисе уже серьезно, давая понять, — шутки, мол, в сторону, теперь начался допрос, когда необходимо отвечать, хочешь ты того или нет.
— Не знаю.
— И никогда не видели?
— Почему же? Видела, — с наивным видом заговорила девушка. — Мы работали на одном заводе, и я несколько раз встречалась с ним в проходной, как со многими другими.
— Только на одном заводе?
Лариса недоумевающе приподняла плечи.
— А может быть, и в одной подпольной организации?
Девушка неожиданно засмеялась:
— Мне мама этого не позволяет…
— А передавать сведения партизанам в лес позволяет?
— Не фантазируйте, — строго ответила девушка.
И тогда, по какому-то незаметному для постороннего глаза сигналу следователя, гестаповец внезапно ударил Ларису резиновой дубинкой по голове, по русым шелковистым волосам. Девушка вскрикнула, а палач бил еще и еще. Она поникла, как подсеченная плетью былинка, обхватила руками голову, пытаясь защитить ее, а дубинка так и плясала по ее рукам, по шее, по лбу.
Микола вдруг сорвался с места, схватил стул, на котором сидел, за толстую ножку, но размахнуться не успел: его мгновенно сбили с ног и начали топтать сапогами. Когда он лишился чувств, гестаповец снова принялся за Ларису. Костлявой пятерней, как клещами, держал ее запястье, припекая горящей свечой кончики пальцев. Жгучая боль разлилась по всему телу, докатилась до сердца, и Лариса не выдержала — рванулась изо всех сил. Палач опять вытянул ее руку, а когда девушка снова попыталась освободиться, следователь ударил ее выше локтя металлическим прутом, тем самым, которым рассек губу Миколе. Лариса услышала тошнотворный хруст, и рука вмиг обвисла. А боли не почувствовала: или ее действительно не было, или была она настолько сильна, что организм ее уже не воспринимал.
Рука висела, как надломленная ветка. Перебита кость… Как же теперь одной рукой… Как заплетать косы? Будто это было сейчас самым важным. Ничего другого и подумать не успела, второй удар металлического прута обрушился на голову, и девушка, потеряв сознание, сползла на пол.
