Далее псалом воспевает Господа, напоминая нам то, что слышал Моисей: «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив». Эти слова первым услышал Моисей, когда жаждал увидать лице Господне. Господь ему говорит: «Не можешь ты увидать лице Мое, никто этого не может, потому что не останется жив человек. Но задняя Моя уз-риши» (см. Исх. 33, 18-23) — некий отблеск славы Божьей узришь. Он ставит его в каменное место и проходит перед ним Своею славою. «И возгласил Господь во имя Господа» — это было некое таинственное боговидение, где участвовал и Сын Божий, и Отец. И было сказано тогда: «Господь долготерпелив и многомилостив. Любящий прощать и нелюбящий наказывать». Эти слова перефразируются и повторяются в псалме сто втором: «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Не до конца прогневается, ниже во век враждует. Не по беззакониям нашим сотворил нам и не по грехам нашим воздал нам, ибо как высоко небо над землей, так велика милость Господа к боящимся Его». Псалом хвалит Господа в максимальной степени — как только можно. Благословляет и хвалит, хвалит и благословляет.
Усыновляет человека Богу псалом. Ибо сказано: «Как отец милует сынов, так милует Господь боящихся Его. Ибо Он знает состав наш, помнит, что мы — персть». Человек — это персть, прах. «Помяну, — говорит по-славянски текст, — яко персть есмы», — то есть вспомню, что мы — прах. Прахом назывался, если помните, Авраам, когда стоял перед лицом Божиим. «Я говорю перед Владыкой всей земли, я прах и пепел» (см. Быт. 18, 27), — говорил он. Кстати, перстными, или посыпанными прахом, называли евреев в плену египтяне. Евреи работали, строили укрепленные города, а надсмотрщики и вообще знатные египтяне презрительно говорили о евреях как о пыльных или людях из праха. Даже был такой термин на древнеегипетском языке — «хапиру» — «люди из пыли» — уничижительное название работающих евреев. В некотором смысле, мы все люди из пыли, потому что оживился прах дуновением Божиим, стал Адам душою живою. «Помяну, — говорит псалмопевец, — что мы персть, мы прах».
«Дни человека — как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его». Это расхожая фраза, ее подхватывает, например, апостол Иаков в Соборном послании, где говорит, что, действительно, дни наши — как трава. Он говорит о том, что восходит солнце, цвет травы опадает, и она высыхает (см. Иак. 1,11).
«Милость же Господня от века и до века к боящимся Его, и правда Его на сынах сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его, чтобы исполнять их». Заметьте, что много раз повторяется о боязни; о страхе говорится и о радости и благословении Создателя. Интересно, что в мирской жизни мы не любим тех, кого боимся, и не боимся тех, кого любим. В духовной жизни зачастую могут долгое время сохраняться оба чувства одновременно. Да, там, на вершине, совсем высоко, Антоний Великий говорил: «Когда-то я боялся Бога, теперь я люблю Его». Но пока на эту вершину взберёшься (и если взберёшься), бывает, что ты одновременно и боишься, и благодаришь. Как-то все вместе переплетается. Есть такие красивые слова в псалмах: Да возвеселится сердце мое боятися имене Твоего (Пс. 85, 11). Когда сердце боится Божьего имени, ощущает благоговейный страх, в это время душа веселится. Вот такие странные вещи бывают в духовной жизни, напрочь отсутствующие в жизни мирской, и чтобы понять, нужно пережить их и испытать на деле.
