– Так не оговорил же!
– Топор погладил, доброй ночи пожелал, – всхлипнула впечатлительная кухарка. – И пошёл себе. У меня враз ноги отнялись, еле добрела к тётке… Хорош гостинец. Мне ни один творожник в горло не полез.
Дальше мы пошли молча. У ворот кухарку приветствовали, как знакомую, она показала бляху, и нас сразу пропустили. Лишь уточнили с осторожным недоумением: что за повозки проехали по дорожке, не умер ли кто в особняке?
В белом городе улицы оказались широки и светлы. Особняки стояли просторно, все в зелени, в цветах. Тишина давила на уши: словно тут и не живут вовсе. Ни души вокруг, но спина мокнет, взгляд чужой чует, а доброты в нём не примечает.
– Шаары тут живут и их ближние, все насквозь наипервейшая знать, – шепотом уточнила кухарка. Рукой махнула в сторону. – Там закрытый город, за каналом, за стеной. Выры там. Твой брат, пожалуй, туда и пошёл с утра, он в большом уважении у клешнятых.
– Нитками тут не торгуют?
– Нет, – улыбнулась кухарка. – Мне ар Хол всё пояснил про нитки. И что срочно, и что дорогие надобны, самые лучшие. Как в красный город спустимся, сразу покажу. Теперь на нитки великий спрос. Прямо у рыночной площади недавно лавка открылась. Огромная, в два яруса. Ты там побудь, покуда я закуплю продукты. Боюсь, если на площадь тебя поведу, Ларна меня со свету сживёт.
Спорить я не стала. И так получила больше, чем могла ожидать. Город рассматриваю. Одна, сама. Свобода… Все от этого слова немного пьяны. Может, потому и тих белый город: шаары умнее прочих. Потому и опасаются похмелья. Их страх я ощущаю куда полнее, чем настроение порта, ставшее для нас с Холом непосильным уроком. Порт слишком многолюден, в нём намешано всякое, и единого характера у него нет. По крайней мере, мы такого не нащупали. Другое дело – этот вот город. Он весь – струна, натянутая и похрустывающая натужно. Из страха та струна свита пополам с жадностью. При старом законе шаары привыкли жить сладко, все обманные тропы выведали, привычки проверяющих выров усвоили. И вдруг перемены!
Марница как приехала в столицу, так и сидит, не разгибаясь, над учётными пергаментами. Ким объяснял мне недавно с явной насмешкой, да так, чтобы запоздавшая к ужину Маря расслышала: её уже и красавицей называли, и дарили золотые шейные ожерелья потяжелее камня для утопления, и намекали на иные способы отблагодарить… Но учёт по-прежнему не сходится… Значит, угроза встречи виновных шааров с Ларной возрастает день ото дня.
