«Еда была для меня заменой жизни, — утверждает Фред, бывший обжора, ныне избавившийся от своей зависимости. — Я забивал ею не только чувства, но и действия. Скажем, когда мне нужно было сделать что-то неприятное, например трудный телефонный звонок, я сначала что-нибудь съедал, хотя до этого уже поел и не испытывал голода. Но после бигмака телефонный разговор переставал казаться мне страшным».
Гленда, писательница, утверждает, что наладившийся ровный поток ее прозы — следствие того, что она перестала страдать по еде. «Мне пришлось научиться писать, вместо того чтобы есть, — говорит она. — Если я переедаю, то заглушаю не только свои чувства, но и чувства своих героев».
Приступы голода смертельно опасны, можете не сомневаться. Они добавляют нам лишние килограммы не только в физическом плане, но и в психологическом. Понимая, что предстоит сложный разговор с мужем/женой, мы ищем утешения и ободрения не где-нибудь, а в холодильнике. Растет вес, растет и наше недовольство. Слишком многое так и остается невысказанным, даже когда мы слышим от любимого красноречивый предательский вопрос: «Что тебя гложет?»
Приступы голода препятствуют близости, и не только интимной. Матери иногда делятся, что испытывают их перед тем, как дети вернутся из школы и нужно будет налаживать с ними эмоциональный контакт и выслушивать рассказы о прошедшем дне. «В такие моменты я вдруг резко начинала хотеть есть, — вспоминает Кэрри. — Я готовила желе и бутерброды с арахисовым маслом — детям, ну и себе заодно».
Для тех, кто не чурается алкоголя, «счастливый час» — это приступ голода, только в жидком виде.
«Мы с мужем обязательно пропускали по коктейлю-другому, когда делились друг с другом новостями, — рассказывает Джейн. — Это был наш ежевечерний ритуал: когда ты слегка пьян, плохие вести переносить гораздо легче».
Приступы голода эмоционально разрушают нас, и неважно, как именно — кайфуем ли мы от передоза сахара или от коктейля. Жизнь словно заволакивается туманом. Сначала мы теряем связь с самими собой, а потом и с окружающими.
Приступ голода накрывал Мэгги каждый вечер, перед сном. «Когда моему мужу хотелось заняться любовью, мне отчего-то хотелось пиццы, — признается она. — А кто же захочет секса после пиццы?»
Я предположила, что Мэгги, может быть, пожелает поработать с четырьмя вопросами. Первого же вопроса оказалось достаточно, чтобы с ошеломляющей ясностью признать: на самом деле ей совсем не хотелось есть — просто Мэгги волновалась из-за своей сексуальности. «После рождения второго ребенка я стала набирать вес. Отказавшись от пиццы и вечерних перекусов, я поняла, что мне снова хочется секса, даже больше, чем раньше. Муж был в восторге».
