Два месяца тому назад, Бюгютт пришёл встретить его возле казармы. Они оба занялись такими подвигами, о которых Дольф не считал возможным распространяться, но по подмигиванию глазом, прищёлкиванию языком и по самому внушительному жесту, сопровождавшему его намёки, мы понимаем, что дело идёт о некоторых покушениях на запоздавших женщин, – покушениям, которым оба друга привыкли отдаваться когда-то.
Интригуя нас своими умалчиваниями, молодец отговаривался.
Это происходило в сумерки, в ту пору, когда солнце должно было изнасиловать чудесные, золотистые и пурпуровые облака и рассеять их пух, точно пух дичи, по воздуху, обрызганному тепловатою кровью…
И так как другие настаивали, заинтересовавшись, желая узнать подробности, бездельник изображает нам картины изнасилований среди деревьев общественных парков, позади скамеек, на которых отдаются по воскресеньям своей страсти влюблённые. Они показываются в благоприятный момент, прогоняют влюблённого, насыщаются красавицей. В другой раз, они подстерегают возле казармы маленьких крестьянок, провожающих рекрутов, в тот час, когда вечерняя заря словно плачет, как будто горнист рыдает, играя на своём инструменте.
– Нам удаётся «работать» на откосах железной дороги, рассказывает Турламэн: там никто нас не беспокоит, к тому же, если жертва бывает очень измучена, мы всегда можем бросить её на рельсы, чтобы заставить подумать о несчастном случае…
Турламэн, очевидно, хвастает, он никогда не мог бы быть столь жестоким, в особенности, когда Бюгютт принимает участие в его проделке.
И так как один из нас произнёс это имя, наш красавец спросил:
– Кстати, что сталось с Бюгюттом? Давно я не крал с ним женской дичи. Пойдёмте к нему?
– Я-то знаю, где его найти, объявляет Кассизм. Он продаёт цветы на террасах кофейных.
– Это его рыжая Блонт-Ми придумала ему такой заработок, прибавляет Кампернульи. Ах! Дольф, ты верно предсказал, что случится… Она превращает его жизнь в целый ад. С трудом ему удаётся пройтись с товарищами, пристать к какой-нибудь юбке…
– Да, я знаю. Он рассказывал мне о своих неприятностях. Но он слишком добр. На его месте…
И Дольф выражает свою мысль, сжимая кулаки.
– О, он награждает её этим! Подтверждает Кампернульи, понимающий его мысль.
– Значит, недостаточно!.. Идём!
Когда мы проходим возле строящегося здания, на лесах которого подмастерье каменщика играет лопаткой, раскачиваясь, чтобы месить штукатурку, Дольф, рассказывавшийся нам о фехтовании, единственной вещи наряду с верховой ездой, которая интересует его, овладевает вместо драницы, орудием маленького рабочего.
