Когда, уезжая на гастроли, она в первый раз попросила мать взять Натку к себе, та согласилась, но предупредила ее:
— Хорошо, но имей в виду: твоя мать не из тех женщин, которые в пятьдесят лет готовы до конца жизни хлебать постную похлебку из внуков! Разве что в самых умеренных порциях… вот так.
Кира оправилась после разрыва с Вадимом неожиданно быстро. Вера смотрела и удивлялась:
— Кто бы мог подумать! Да, что ни говори, а от любви теперь не умирают…
— А ты бы предпочла, чтобы я зачахла? — обижалась Кира. — Ведь ты же терпеть не могла Вадима…
Так или иначе, она выжила, и через год у нее появился любовник.
Если бы это зависело от нее, Кира просто исключила бы из памяти, стерла, как стирают надоевшую запись, все последующие семнадцать лет ее жизни — вплоть до встречи с Сережей. Они сплошь состояли из бесконечных несовпадений, встреч и разлук; иногда оставляли ее, иногда бросала она сама — ощущала несовместимость и отсекала, как ножом. Разрывы причиняли боль, но совсем не ту, что она испытала тогда, с Вадимом… Наверное, это было вроде прививки: раз переболев любовью, она, конечно, могла заразиться снова, но болезнь протекала уже в гораздо более легкой форме. Так она думала, а влюбившись, заранее никому не верила и не заводила новых подруг, довольствуясь одной Верой. Мелькали концерты, гастроли, она давно «набила руку» и, с одинаковой легкостью аккомпанируя эстрадным и филармоническим вокалистам, была на хорошем счету. Кроме того, алиментов Вадима хватало с лихвой, и Кира могла позволить себе многое, а главное — независимость.
Только не от матери… Это была главная проблема. Собираясь на гастроли, она по-прежнему «подкидывала» Натку матери, и как-то так вышло, что и вернувшись, она не сразу и не всегда забирала ее к себе: появлялся очередной «претендент», и, если называть вещи своими именами, Натка была — третий лишний. Мать возмущалась, устраивала сцены и требовала забрать от нее «этого несчастного ребенка».
— Мне тоже приходилось несладко! — как всегда, переходя на себя, отчитывала она дочь. — Однако я не подкидывала тебя бабкам! Растила сама…
— У тебя был муж, — напоминала Кира. — И потом — обеих бабок уже не было в живых…
— Мой муж умер, когда тебе было восемь. Просто я выполняла свой материнский долг. Мой ребенок не был подкидышем!
— Думай, что говоришь! — выходила из себя Кира. — При чем тут подкидыш, если речь идет о твоей родной внучке! Я не хочу, чтобы моя дочь знала про меня то, что я знала про тебя! Вот и все.
