- С обновой, папаша, - окликнул его староста уголовных.
- Ну, этих обнов ныне хватит, - хвастливо откликнулся тот.
На другую ночь увели двух левых эсеров и одного красноармейца.
Дней через двадцать после ареста загрохотали, как тогда, в последнюю ночь Екатеринбурга, орудия. Запели и задрожали старые стекла тюрьмы. Забегала охрана в разные стороны. Строго-настрого запретили арестованным подходить к решеткам окон, и один, забывший это приказание, получил пулю в лоб. А канонада приближалась ближе и ближе. Арестанты считали разрывы и гадали: ближе или дальше.
- Эй, этот далеко, у Шарташа, наверно.
- А вот этот совсем близехонько. Что ты врешь - «у Шарташа»! По вокзалу бьют!
- Еще, еще раз. Вот жарят. У вокзала, у вокзала. Наверняка.
Ребров тайком гадал, где ложатся снаряды. А вдруг наши берут город! Но тотчас же он вспомнил недавние сводки из-под Челябинска и насильно отогнал нелепые надежды на освобождение.
- Этот дальше.
- А, кажись, реже стали стрелять, ребята? - вскоре проговорил кто-то.
Все прислушались. Канонада в самом деле стала затихать, удаляться. Вечером из города донеслись веселые марши оркестра: белые праздновали победу. Прорвавшийся отряд Красной Армии отбит, и Екатеринбург вновь вне опасности.
Ребров каждую ночь ждал своей очереди, но его не выкликали. Валя у себя в комнате так же нетерпеливо прислушивалась целый день к канонаде. Она с еще большим нетерпением, чем Ребров, ждала занятия города, но вскоре убедилась, что эти надежды напрасны.
- Отбили, отбили, Валентина Николаевна, - прокричал в окно появившийся во дворе хозяин. За его спиной стоял незнакомый бородатый человек, который, взглянув на Шатрову, вежливо приподнял свою шляпу.
- Можно к вам, Валентина Николаевна? - постучал через минуту в комнату Шатровой хозяин.
- Знакомьтесь, это мой будущий сват, - сказал он, входя.
Бородатый человек быстро подошел к Шатровой, остановился около нее, пряча лицо в сторону, и дрожащим от волнения голосом произнес:
- Простите меня, Валентина Николаевна…
- Я не понимаю. В чем дело? - с недоумением смотрела на него Валя.
- Простите, Валентина Николаевна. По злобе, обидно было…
- Что такое? Говорите же скорее.
- Я написал на Кузьму Ивановича, - всхлипнул бородатый человек.
- Что написали? Не понимаю.
- Коменданту. Донос. А чтоб вернее было, и мужа вашего указал.
- Какая гадость, - Валя вскочила от негодования. - Негодяй! - крикнула она в лицо незнакомцу и хотела выбежать из комнаты, но только тут вспомнила, что надо заставить этого человека взять донос обратно.
