Хотя при выборе героев Джеймс действует с размахом — от Коко Шанель до Чеслава Милоша, — он не очень посвящает нас в свой принцип отбора. Возможно, этот принцип сродни тому, который применял Исайя Берлин или редакторы старого «Партизан ревью». Чтобы заслужить его восхищение, надо на время проверки явить приверженность либеральным принципам. А для порицания сморозить такую чудовищную нелепицу, чтобы (перефразируя Оруэлла) повестись на нее мог лишь интеллектуал. Поэтому большинство кандидатов позаимствованы из тощей галереи XX века с сильным упором на его жуткую середину: кровожадные годы, когда, как выражается Джеймс в статье о Манесе Шпербере, «столкнулись лавины Европы». И даже те немногие, кого, как Гегеля и Пруста, миновала участь испить чашу сего приговора благодаря раннему рождению, представлены в отблеске его ретроспективы. Единственно возможным эпиграфом ко всей книге можно поставить слова итальянского прокурора Вирджинио Роньони, который без излишних карательных мер вел дело «Красных бригад» в 80-е годы: «Сколь бы ни была больна демократическая система, терроризм ее не исцеляет, а убивает. Демократия исцеляется лишь демократией».
Подобного рода банальность вряд ли привлечет массу интеллектуалов. В действительности она навевает скуку и отвращение столь многим из них, что они предпочитают трескучие оправдания насилия. А потому намерения Джеймса можно описать и как попытку апологии скучного и показа того, насколько жизнеспособны и красивы были разумные формулировки Раймона Арона в сравнении со всеохватными разглагольствованиями Жан-Поль Сартра, сбивающими с толку. Дело может показаться пустяковым — много ли надо отваги для защиты жизненно важного центра? — однако Джеймс при этом всячески стремится избежать центристских клише и максимально печется о стиле.
В статье «Как следует и как не следует писать о Ленине» Аласдер Макинтайр заявил, что один из самых непростительных исторических грехов — всепрощенчество. Не желая или не в силах представить себе ситуацию в 1905 или 1917 году, лучше придерживать свои наивные рассуждения при себе.
В целом Джеймс с задачей справился. Он понимает, почему Эрнст Юнгер, будучи немецким националистом, симпатизировал Гитлеру, а следовательно, видит, где Юнгер ошибался. Допускает, что харизма у Фиделя Кастро была, да сплыла. Не просто утверждает, что Лешек Колаковский оказался во многом прав в отношении Польши и коммунизма, но и пишет относительно его
