Не траться на подарки сильно,
Дари ненужное давно
Иль безделушку — все равно: как мило, то, что я искал…
Для меня одна из моих многих причин не быть христианином состоит в несогласии с обязательной любовью. Не привлекательнее и понятие обязательного великодушия. Чувствовать себя должным подарить подарок также означает косвенно оказывать давление на других людей ответить тебе тем же.
Не думаю, что мне особенно не повезло с семьей и друзьями, но все же могу представить в качестве доказательства свою полку с галстуками. Никто из знающих меня не видел, чтобы я носил галстук (разве что вынужденно), а немногие мои добровольные обретения в этой сфере представляют собой случайные трофеи, «всученные» мне метрдотелями в местах, где ношение галстуков обязательно. Тем не менее я являюсь владельцем целой полки новых, нераспечатанных экземпляров этого бесполезного предмета мужского туалета.
Никто не испытывает никакого удовольствия ни от дарения, ни от получения подарков подобного рода, и страшно видеть, что некоторые магазины чувствуют себя вправе назначать за галстук цену. Следует ли мне краснеть, вспоминая некоторые свои аналогичные поступки? Разумеется, следует. Не притворяйтесь, будто не понимаете, о чем я. Речь идет о постепенной деградации еще одного ежегодного ритуала, в соответствии с которым все школьники теперь должны дарить «валентинки» всем в классе. Мне говорят, ничьи чувства не задеты, но весь первоначальный смысл отправки «валентинки» умышленно сведен на нет. Если я захочу сделать подарок, то постараюсь, чтобы он а) запомнился и б) был приятным сюрпризом. (Мне нравится думать, что некоторые из моих «валентинок» одновременно обладали побочным эффектом неожиданности.)
Но рождественский цикл отмечен отупляющей рутиной и предсказуемостью. Вот почему стихийный гений Чарльза Диккенса не мог не породить Эбенезера Скруджа — единственного персонажа в этой истории, обладающего человеческими чертами, стоическая и тщетная попытка которого оказать сопротивление подспудно вызывает отклик более сильный, чем большинство людей готово признать. А ведь в те времена, когда писал автор «Рождественской песни», еще не раздавался оглушительный лязг машинерии Рождества, продолжительностью напоминающего Рамадан, и 26 декабря («День рождественских подарков») был у английского народа днем обмена жетонами.
В моей позиции есть нестыковка, потому что многие преступления против вкуса и чувства меры этого месяца, по сути своей светские и материалистические, берут начало от самого события в Вифлееме, произошедшего предположительно в правление императора Октавиана Августа. (Если хотите увидеть несомненный китч, поезжайте сегодня в Вифлеем и замрите в благоговейном трепете на «Ясельной площади».)
