Мейсенский узник | страница 54



Итак, 19 апреля 1717 года полк из шести сотен поляков, русских, богемцев и силезцев, завербовавшихся в саксонскую армию, передали прусским чиновникам в Ютербоге, словно мешок с монетами. Далее представители Саксонии проследовали в Шарлоттенбург. Восемнадцать монументальных ваз, семь ваз поменьше, с крышками, пять кубков, двадцать цветных тарелок, тридцать семь больших мисок, шестнадцать белых тарелок с синей росписью и двадцать четыре таких же блюда — всего сто пятьдесят один предмет — тщательно упаковали в ящики и отослали в Дрезден, где их с нетерпением дожидался король. «Драгунские вазы», как и вся остальная коллекция Августа, находятся в Дрездене и по сей день.


Покупка только усилила недовольство короля, ведь «драгунские вазы» были украшены безупречной синей подглазурной росписью, а Мейсенский завод, несмотря на обещания Бёттгера, ничего подобного предложить не мог.

Бёттгер, уязвленный неуспехом, в письме умолял короля запастись терпением: «Кто знает, как долго индийские [то есть китайские; слово „Индия“ тогда нередко означало Восток в целом] мастера делали фарфор, прежде чем у них получилось изготовить для вашего величества столь прекрасные вазы».

На эти объяснения Август откликнулся по-своему: объявил награду в тысячу талеров человеку, который найдет рецепт синей подглазурной росписи. Желающие включиться в гонку за эту немалую сумму нашлись сразу. В их числе были и два помощника Бёттгера по мейсенской лаборатории 1705 года, Самуэль Штёльцель и Давид Кёлер.

Кёлер к этому времени зарекомендовал себя талантливым рецептурщиком, однако его маниакальный страх, что изобретение украдут, и нежелание сотрудничать со Штёльцелем сильно вредили делу. Тем не менее упорный труд вскоре принес плоды: в 1717 Кёлер сумел представить небольшое блюдце, расписанное синим пигментом, который не утратил цвета при обжиге. Однако это оказалось скорее случайной удачей, чем долгожданным результатом. То ли Кёлер не смог повторить свой успех, то ли что-то в пигменте его не устраивало, но за наградой он обратился лишь два года спустя. За это время Штёльцель успел объявить себя соавтором изобретения и потребовал долю.

Августу, как всегда, не хотелось раскошеливаться. Спор Кёлера и Штёльцеля оказался для него удобным предлогом, чтобы оставить деньги себе. Он объявил, что если те объединят усилия и продолжат работу вместе, оба получат «справедливую награду». Болезненно скрытный Кёлер и слышать не хотел о сотрудничестве, и в итоге обещанная тысяча талеров так никому и не досталась.