Американский психопат | страница 93



что надел? – вздыхает она.

– Я бы настоял на темных очках Ray-Ban. Дорогой модели, – осторожно говорю я. – Я бы даже потребовал, чтобы все надели темные очки Ray-Ban.

– А я бы хотела, чтобы играли зайдеко. Вот чего бы я хотела. Чтобы играли зайдеко, – на одном дыхании выпаливает она. – Или мариачи. Или реггей. Что-нибудь этническое, чтобы папочка был шокирован. Ой, я не могу решить, что лучше.

– А я бы принес на церемонию АК – сорок семь, – торопливо говорю я, потому что мне это надоело, – с магазином на тридцать патронов, чтобы после того, как я разнесу башку твоей жирной мамаше, мне бы еще хватило на твоего педерастического братца. И хотя лично мне не нравится пользоваться тем, что сделано в Советском Союзе, «калашников» напоминает мне… – смутившись, я делаю паузу, рассматривая вчерашний маникюр, потом снова смотрю на Эвелин, – может, он напоминает мне «Столичную»?

– Да, а еще там было полно шоколадных трюфелей. «Годива». И устрицы. Устрицы на половиночках раковин. Марципан. Розовые шатры. Сотни, тысячи роз. Фотографы. Энн Лейбовиц! – восторженно говорит она. – И мы тоже пригласим кого-нибудь, чтобы нас засняли на видео.

– Или АР-пятнадцать. Тебе бы понравилось, Эвелин; это самое дорогое оружие, но стоит каждого пенни, – подмигиваю я ей.

Но она все еще говорит, ничего не слышит, ничего не замечает. Ни одно мое слово до нее не доходит. Моя сущность ускользает от нее. Она приостанавливает свой напор, вздыхает и смотрит на меня – глаза у нее, что называется, на мокром месте. Коснувшись моей руки, моих часов Rolex, она еще раз вздыхает (теперь я этого ожидал) и говорит:

– И нам тоже нужно…

Боковым зрением я пытаюсь посмотреть на нашу фигуристую официантку – она нагибается, чтобы поднять упавшую салфетку. Не глядя на Эвелин, я спрашиваю:

– Нам нужно… что?

– Пожениться, – говорит она, моргая. – Устроить свадьбу.

– Эвелин?

– Да, дорогой?

– У тебя что, кир… с добавками?

– Нам нужно это сделать, – мягко говорит она. – Патрик…

– Ты что, делаешь мне предложение? – смеюсь я, пытаясь понять, что ею движет. Я забираю у нее стакан и нюхаю его ободок.

– Патрик? – спрашивает она, ожидая моего ответа.

– Господи, – говорю я, озадаченный. – Я не знаю.

– Но почему нет? – раздраженно спрашивает она. – Есть у тебя хоть одна веская причина?

– Потому что пытаться трахать тебя все равно что целовать по-французски крошечную… живую… мышку-песчанку, – отвечаю я ей, – ну не знаю.

– Ну и что? – говорит она.