гаванские сигары, и нам бы не хотелось, чтобы нас беспокоили
неотесанные…– Неотесанные. – Макдермотт кивает Ван Паттену и Прайсу.
– Неотесанные, невежливые посетители или туристы, которые неизбежно будут жаловаться на наши маленькие безобидные привычки… Поэтому… – я сую в ее маленькую ручку купюру (надеюсь, это полтинник), – если вы сумеете сделать так, чтобы нам не досаждали, мы с благодарностью оценим это. – Я поглаживаю ее руку, сжимая ее в кулачок. – А если кто-то будет жаловаться, ну так… – я делаю паузу, а потом перехожу на угрожающий тон, – вышвырните их вон.
Она кивает и уходит с озадаченным, растерянным видом.
– Кроме того, – говорит Прайс, улыбаясь, – если очередные «Беллини» появятся в радиусе трех метров от нашего стола, мы устроим метрдотелю аутодафе. Так что предупредите его на всякий случай.
Мы долго молчим, созерцая наши закуски. Тишину нарушает Ван Паттен:
– Бэйтмен?
– Да? – Я накалываю на вилку кусочек рыбы, макаю его в красную икру, а затем откладываю вилку.
– Ты – просто совершенство, – мурлычет он.
Прайс видит, что еще одна официантка приближается к нам с подносом, на котором стоят четыре стакана для шампанского, наполненные бледно-розовой жидкостью. Он говорит:
– Господи, это уже становится нелепым…
Однако она ставит стаканы на соседний столик, за которым сидят четыре телки.
– Клевая, – говорит Ван Паттен, оторвавшись от своей колбаски из морского гребешка.
– Фигура что надо, – согласно кивает Макдермотт. – Это точно.
– А я не впечатлился. – Прайс шмыгает носом. – Посмотрите на ее колени.
Мы разглядываем официантку, и, хотя у нее длинные загорелые ноги, я вижу, что одно колено у нее определенно больше другого. Левое колено шире и крупнее правого. Теперь этот незначительный недостаток кажется огромным, и мы все теряем к ней интерес. Ван Паттен ошеломленно смотрит в свою тарелку, потом на Макдермотта. Он говорит:
– Ты тоже не это заказывал. Это суши, а не сашими.
– Господи, – вздыхает Макдермотт. – Ты же сюда не есть пришел.
Мимо нашего столика проходит парень – вылитый Кристофер Лаудер. Прежде чем отправиться в туалет, он похлопывает меня по плечу и говорит:
– Привет, Гамильтон, ты хорошо загорел.
– Ты хорошо загорел, Гамильтон, – передразнивает Прайс, кидая тапас в мою тарелку для хлеба.
– Твою мать, – говорю я, – надеюсь, я не покраснел.
– В самом деле, куда ты ходишь, Бэйтмен? – спрашивает Ван Паттен. – Я имею в виду, загорать?
– Да, Бэйтмен. Куда же? – Макдермотт, кажется, искренне интересуется этим вопросом.
