IV
Пьер решительным шагом шел в сердце лесной чащи, и он не остановился, пока не прошел несколько миль, – не остановился до тех пор, пока не пришел к примечательному камню или скорее скальному массиву, огромному, как амбар, вершина которого совершенно терялась в листве, в мощных кронах буков и каштанов.
Эта скала напоминала очертаниями исполинское удлиненное яйцо, но несколько приплюснутое, а также имеющее острые выступы, однако его верхушка была не заостренной, а скорее неправильной клинообразной формы. Вторая скала примыкала к нему где-то внизу, и незаметное основание этого бокового камня покоилось на третьем камне удлиненной формы, немного выступающем из земли. Кроме одной этой неприметной и бесконечно малой точки соприкосновения, вся огромная и тяжеловеснейшая масса камня не имела под собой никакого иного фундамента. От этого вида перехватывало дыхание. Одним своим внешним широким краем скала нависала над землей всего в дюйме; казалось, она вот-вот коснется ее – и все же не касалась. С другого края скалы, во многих футах от первого – пониже, на противоположной ее стороне, там, где она была вся в трещинах и наполовину раскрошилась, – свободного пространства имелось значительно больше, так что оно представляло не только возможность, но даже удобство для предполагаемого скалолаза, однако еще не был известен ни один смертный с бесстрашным сердцем, который покорил бы эту скалу.
Она могла бы стать местной достопримечательностью. Но, как ни странно, хотя в округе насчитывались сотни семейных очагов, где долгими зимними вечерами старики курили свои трубки, а молодые мужчины лущили зерна, сгрудившись все вместе поближе к огню, тем не менее юный Пьер стал единственным известным первооткрывателем этой скалы, кою он затем причудливо окрестил Скалой Мемнона[94]. Возможно, причина, почему остальной мир так долго пребывал в неведении, не подозревая о существовании этой скалы, заключалась не только в том, что ее нельзя было приметить в лесной чаще – впрочем, она стояла посреди леса и утопала вершиною в густом буйстве зеленых ветвей заповедных лесов, и высилась она там, словно остов корабля капитана Кидда[95], что давным-давно затонул в теснине реки у Нагорья Гудзон[96], ибо верх этой скалы находился на все восемь саженей ниже, чем высокие лиственные кроны, и потому был скрыт от взоров даже весеннею порой, когда мириады молодых листов раскрылись еще не полностью; а кроме того, местным жителям было недосуг совершать длительные прогулки в лесные дебри, чтобы просто взглянуть на такую скалу: они с давних пор валили лес да рубили дрова в другой, проходимой части леса – словом, даже если кому-то из простонародья и случилось ее узреть, то никто из них, в силу своей неосведомленности, не угадал в ней настоящее природное чудо, а посему ни у кого не возникло мысли поделиться рассказом о своей находке, не то что писать о ней истории и публиковать за пределами графства. Так что скалу и впрямь могли увидеть, но вскоре позабыть столь незначительный эпизод. Иными словами, сия удивительная Скала Мемнона вовсе не была в их глазах Скалою Мемнона, а то был попросту массивный камень преткновения, о существовании коего глубоко сожалели, так как видели в нем досадную помеху, преграждающую удобный путь, что вел к маленькому распутью и короткой тропке через эту заброшенную часть имения.
