Луч широкой стороной | страница 48



Богиня наблюдает за своей долиной. И взгляд ее так сосредоточен, что под ним прогибается земная кора и море, как чашка с кукурузными хлопьями, заполняется остатками гор. На остатках гор растут леса. Секвойя, кипарис, гинкго – такие далекие заграничные названия. А в кайнозойскую эру росли они здесь в изобилии. Впрочем, сотни тысяч лет назад росли здесь и актинидия{ Актини́дия – род лиан со съедобными плодами, к которым относится киви. На востоке России растет в диком виде и называется «амурский крыжовник» или «северный виноград». Богата витамином С.}, и липы с дубами, и граб с буком. А еще двести лет назад леса покрывали все окрестные сопки. А теперь, как в Аркаиме, – луга и поля.

– Зря я придумала людей, – шепчет Дина. – Зря, зря. Но что же теперь делать?

Динка ложится на скалу и смотрит не на долину, а в небо.

Чтобы удобнее и безопаснее, люди решили не пользоваться каждый своим потоком, а плыть всем вместе. А зачем? Динка хочет одна, сама по себе. Чтобы ни от кого не зависеть – только от себя. Чтобы самой творить свой мир. Ей нравится в деревне. Но что-то ее тревожит. Тревожит, что это не ее выбор. Это выбор родителей. А если бы она выбирала? Наверное, выбрала бы ухоженную Западную Европу. Места, где жили вовсе не ее предки. Может, они там у себя тоже здо́рово нагадили… Дина в курсе, что пятьсот лет назад даже европейские короли мылись два раза в год, а содержимое горшков выбрасывали прямо на головы прохожим, потому и пришлось ввести в моду широкополые шляпы. Но потомки европейцев как-то сумели навести порядок, и теперь Динка хочет туда, на чужие ухоженные земли, на все готовенькое. Это проще, чем наводить порядок на своих. Вон до сих пор под ногтями грязь.

Если бы рядом был Лешка, он бы проинформировал сестру, что она торчит на вершине уже полчаса. А полчаса – это 30 минут. А минута – это 60 секунд. Секунда же – это время, которое электрон цезия потратит, чтобы перепрыгнуть с одной своей орбиты на другую 9192631770 раз – и ничего более.

Но все же что-то случилось с личным временем тринадцатилетней девушки. Дина даже примерно не могла бы сейчас сказать, сколько она на горе – пять минут или два часа. Времени словно не стало.

«Если бы камни решили завести себе часы, они могли бы оттолкнуться от человеческой жизни. Для них люди, наверное, мечутся и суетятся так же, как для людей – электроны. У камня один только вдох может занимать три оборота Земли вокруг своей оси, – продолжила фантазировать Дина, и вдруг ей показалось, что камень вздыхает. – Не задремать бы, а то еще свалюсь».