— Как раз то, что ты хотела.
— Ну-ну, давай послушаем.
Вещица была содрана с одной песенки из мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера[3]. Звучало знакомо и в то же время по-новому.
Я чувствовал себя обманщиком. Рут смотрела на мой магнитофончик, размером не больше плейера, будто впервые видела это цифровое чудо.
Текст я напел сам: «Клантум», «Клантум», все вертится вокруг «Клантум».
После долгих тридцати двух секунд звучания мотивчика воцарилась тишина. Я сказал:
— За основу я взял текст рекламы велосипедов.
Рут кивнула:
— Можно еще разок?
Я перемотал назад и еще раз замусорил офис своим аудиохламом.
Прошлой ночью поработать мне толком не удалось, и буквально перед тем, как сесть в машину, я задрапировал кошачий концерт, который придумал раньше, всякими завитушками из сэмплера — компьютера, который мог как угодно преобразовывать записи реального инструмента.
Внесем ясность: я ничего не имею против рекламы. Иногда с удовольствием смотрю телевизионные ролики или слушаю по радио забавный разговорчик о какой-нибудь страховой компании, но полнейшая зависимость от чего-то изначально лишенного всякой конкретной функции — избитый аргумент, что Моцарт тоже писал по заказу, справедлив только отчасти, ведь он-то не писал для ролика о новом соленом печеньице потрясного цвета, для ролика писал я, — эта зависимость начинала меня душить.
Инга хотела порадовать меня своим появлением («Я думала, с твоей мамой случилось что-то скверное и мне нужно быть рядом с тобой. И что же я вижу? Жареный гриб с голой задницей») и в ярости умчалась обратно в Амстердам. Я стоял перед ее машиной, умолял выслушать меня, но она уже закусила удила и уверовала, что я жаждал вскарабкаться на этот гриб. Ехать за ней не имело смысла, потому что в квартиру она меня все равно не впустит. Она выдрала телефонный шнур из розетки и всю оставшуюся часть ночи была недостижима.
Придется ждать и надеяться на минуту слабости. Пока я, воодушевляясь вниманием соседей, пытался на улице образумить Ингу, Рут потихоньку ушла. Спать я не мог, ходил по дому и злился на Ингу, на Рут, на собственное бессилие. Конечно, я мог бы предотвратить катастрофу: нужно было говорить с Рут напрямик, а Фреду сказать, что я ему позже перезвоню, и Ингиной реакции незачем было пугаться. Но вместо этого я продолжал разговаривать по телефону, краснел, заикался и, понятно, создал впечатление, будто страстно желаю Рут. Садясь в машину, Инга крикнула мне, что я подсознательно хотел трахнуть этот гриб и что от моих оправданий так и разит враньем, ведь я слепой раб собственного члена.
