Подняли с постелей врача и областного прокурора. Медведя и Запорожца ввели в комнату для расстрелов.
— Что такое?! — возмутился начальник управления. — Шелковое белье?! Немедленно снять!
Раздетых догола приговоренных поставили лицом к стене.
— Долго они из нас жилы тянули! Сейчас я из них потяну! — взялся за табуретку начальник управления.
— Не потянешь! — остановил его Жихарев. — Все, что я могу тебе позволить — собственноручно пристрелить их.
— Жаль! — пробормотал начальник управления и выстрелил в затылок Медведю.
Тот повалился на стену и, стукнувшись об нее головой, свалился на пол. Фонтанчик крови брызнул и затылка.
— Не надо! — взвизгнул Запорожец, упав на колени.
Начальник управления ударил его ногой в живот. Скуля от боли, Запорожец пытался поймать зубами сапог врага. «На — оближи!» — подставил тот сапог под губы и, дождавшись поцелуя, выстрелил в затылок Запорожцу. Врач осмотрел убитых.
— Могли бы жить! — произнес он традиционную для казней формулировку.
На следующее утро казнили фаворита Медведя — начальника лагеря. Особое совещание области приговорило его к расстрелу. А Пашка, дав шифровку о выполнении задания, покинул Магадан. По прибытии в Москву его наградили орденом «Знак Почета».
После убийства Кирова началась подготовка процесса над Зиновьевым и Каменевым. Те держались стойко и категорически отрицали свою вину в организации покушения на Мироныча. Наряду с моральным воздействием к ним применили методы физиологического воздействия. Обоих поместили в жарко отапливаемые камеры, кормили соленой рыбой и не давали воды. Это быстро привело к обострению хронических болезней подследственных. Однако они терпели мучения, отказывались сознаваться в несовершенных ими преступлениях. Возглавлявший следствие начальник Следственного отдела Миронов был в отчаянии. Применять более жесткие меры он решался. Это в ту пору еще не дозволялось законом, да и сам Миронов не был уверен в виновности бывших вождей. Ежемесячно он получал жестокие разносы от Хозяина и Ягоды за медленное ведение следствия.
Однажды во время обсуждения хода следствия на даче у Сталина взгляд вождя упал на Пашку.
— У нас есть неплохие врачи, — сказал генсек. — Почему бы им не помочь следствию?
Жихарев изучил истории болезней подследственных, после чего на несколько дней засел в своей лаборатории. Каменев страдал острой сердечной недостаточностью, Зиновьев — почечными коликами. Пашка разработал препараты, вызывавшие приступы этих болезней. Начали с Зиновьева. Препарат добавили ему в суп. Через полчаса после обеда Жихарев прильнул к глазку в двери камеры. Поев, Зиновьев встал у стены — подследственным разрешалось ложиться только после отбоя, а садиться — лишь во время приема пищи. Внезапно лицо Зиновьева исказилось. С криком он упал и, завывая от боли, покатился по полу. «Врача! Вызовите врача!» — кричал он, суча ногами. Приступ длился около пяти минут. Пашка протянул пузырек пришедшему врачу:
