Действительно становится как-то не по себе, когда вторгаешься в дом умершего человека. Ощущение подавленности не покидает тебя ни на минуту, когда ты обходишь комнаты, которых покойному уже никогда не увидеть, роешься в чужих шкафах, кладовых и столах, рассматриваешь личные вещи умершего, читаешь корреспонденцию и слушаешь записанные автоответчиком голоса его знакомых. Одежда, книги, видеозаписи, продукты, напитки, косметика, счета, лекарства… Целая жизнь вдруг оборвалась в этом доме, и больше никого в нем не осталось, только вещи, свидетельствующие, показывающие, объясняющие оборвавшуюся жизнь; и кроме них некому больше подсказать, что именно эта картина на стене была для хозяина самой любимой, этот альбом с фотографиями он показывал гостям; и никто уже не предложит что-нибудь выпить и не скажет, почему цветы высохли и погибают.
Синтия заметила в кухне закрытую на засов дверь, и я пояснил ей, что она ведет в подвал, который мы осмотрим в последнюю очередь, поскольку оттуда нам не грозит опасность.
Она кивнула в ответ.
Осмотр кухни дал нам мало нового, кроме того что Энн Кэмпбелл была не только аккуратисткой, но и питалась исключительно здоровой пищей — йогуртом, проросшей фасолью, лепешками из отрубей и тому подобной снедью, от которой меня бы стошнило. Холодильник и кладовка были забиты бутылками дорогих вин и пива лучших сортов.
В буфете я обнаружил запас крепких напитков, тоже дорогих, причем купленных не в гарнизонной лавке, со скидкой, а где-то на стороне, как явствовало из ценников на бутылках.
— Почему она платила за напитки полную стоимость? — спросил я у Синтии.
— Может быть, она не хотела, чтобы ее видели в гарнизонном винном магазине, — предположила она. — Все-таки незамужняя женщина, генеральская дочь. Это мужчинам на все наплевать. — Синтия была утонченной натурой.
— Я могу ее понять, — сказал я. — Как-то раз я купил в лавке пакет молока и три упаковки йогурта, так после этого еще долго стеснялся показаться в столовой офицерского клуба.
Синтия никак не прокомментировала мою реплику, только закатила глаза в знак того, что я начинаю действовать ей на нервы. Подчиненный мужского пола не позволил бы себе подобного неуважения, и новая сотрудница, пожалуй, тоже. Такая фамильярность явно объяснялась только тем, что мы когда-то были любовниками. С этим нужно было что-то делать.
— Давай осмотрим другие помещения, — предложила Синтия.
Мы так и поступили. Туалет на первом этаже содержался безупречно, хотя сиденье и было откинуто вертикально, из чего я, основываясь на некоторых полезных сведениях, почерпнутых у полковника в офицерском клубе, сделал вывод, что здесь недавно был мужчина. Синтия угадала мои мысли и дополнила их, стоя за моей спиной:
