Двенадцать зрителей | страница 44



– А кто останется караулить машину? – спросил я, поглядев на мою девочку и всем сердцем желая, чтобы она не пошла вместе с нами. – Или мы ее здесь без присмотра бросим?

– Я останусь! – нагло заявил младший брат Толстого и вольготно развалился на переднем сиденье, откинув спинку кресла.

В общем, стащили мы со сбитой девчонки ее яркую розовую куртку, под которой оказался простенький тонкий свитерок, подхватили ее под мышки и поволокли по направлению к вокзалу. Ввалились в помещение, уселись в холле, и, пока подруга Толстого покупала на всех билеты, мы с ним усердно разыгрывали компанию отдыхающих и старались галдеть как можно громче, а под конец даже затянули песню, но быстро умолкли. Моя девочка сидела рядом со мной и молчала, стиснув зубы и прикрыв глаза. Помощник из нее получился никудышный, но я ее в общем-то понимал и не винил.



Электричка должна была отправиться где-то через час, и мы пока переместились всей оравой в привокзальный буфет, где продавали растворимый кофе с молоком и позавчерашние бутерброды со шпротами. В буфете было тоже пусто, только за самым дальним столиком какой-то ботан вяло жевал свой бутерброд, роняя крошки на заляпанный экран смартфона, который он крутил у себя перед носом, будто обезьяна погремушку. Сбитая девочка в наших руках напоминала скорее мешок с тряпьем, нежели человека из плоти и крови, и меня от волнения и усталости потихоньку начинало трясти.

– Закажем чего-нибудь, – предложил Толстый и купил целую гору отвратительных жирных бутербродов, на бугристой грязноватой поверхности которых корчились мертвые черные рыбки, а с боков стекало на тарелку ржавое масло.

Уж не знаю, мучили Толстого угрызения совести или нет, но на его аппетите произошедшее никак не отразилось: прямо на глазах у меня и девочек он, будто профессиональный фокусник, проглотил зараз бутерброд, а за ним – следующий, а потом – еще один и запил все это противной мутно-бурой жижей, которая тут гордо именовалась «кофе с молоком».

Я видел, что мою девочку, как, впрочем, и подругу Толстого, воротит от этого зрелища, но ничего поделать не мог. Я как будто истратил весь свой сопротивленческий запал еще тогда, в автомобиле, когда вцепился ему в мясистые уши, а теперь мне уже было все равно и хотелось лишь одного: чтобы мы поскорее покончили с этим делом и разбежались по домам.

Глотнув немного горячего «кофе», я почувствовал, что дрожь в руках постепенно проходит, а глаза закрываются сами собой. Сказывалось еще и выпитое в ночном клубе. Я и сам не заметил, как задремал.