Через пару часов я снова был уже близок к отчаянию и собирался вернуться к цыгану, но не знал, в какой стороне находится его дом. Возле мусорного бака, у бордюра я заметил двух живописных, чуть-чуть грязноватых, пожилых бомжей (hobo — так их называют здесь) и подошел к ним.
— Доброе утро, джентльмены! — сказал я. — Я из Москвы. Заблудился немного.
Ребята страшно обрадовались тому обстоятельству, что я из Москвы. Одного звали Гэри, другого — Ронни. Рдеющие носы выдавали в них людей с интересной судьбой и богатым духовным миром. Ронни был старичком в плаще цвета антилопы, в мятых фрачных панталонах, в кокетливой жилетке из тафты, из коллекции Оскара де Лоренто. Гэри был моторизованный бомж. Он был на велосипеде. Он был в вязаных перчатках без пальцев. Это были какие-то светлые, озорные и веселые бомжи. Минут пятнадцать мы просто болтали ни о чем. Потом они подробно объяснили мне, как добраться до моего района, и даже нарисовали схему фломастером у меня на ладони.
— Да, кстати, джентльмены, — спросил я, собираясь уходить, — а что вы мне порекомендуете предпринять в случае, если мне негде будет ночевать?
Узнав, что я нахожусь на грани отчаяния, парни подарили мне кучу способов выжить в условиях развитого капитализма. Один из самых доступных — попроситься на ночлег в церковь. Достаточно было постучать в любую церковь и сказать магические слова: «I’m Сhristian! I need nightshelter» — и тебя впустят и даже накормят. Они даже написали мне этот нехитрый текст на клочке бумаги. Только нельзя входить в одну церковь дважды (как и в Темзу). И уходить оттуда надо очень рано, в шесть часов. Эти парни великодушно предоставили мне адрес ресторана, где по утрам каждой среды бесплатно кормят бездомных, и показали хлебный магазин, где каждое утро выкладывают просроченный хлеб у двери. «Э! Приятель! Да здесь можно жить!», — сказал я радостно себе. И тогда я, окрыленный надеждой, помчался назад к цыгану, чтобы забрать свой рюкзак и уйти от него навек. Через десять минут меня нагнал моторизованный Гэри.
— Подожди! — сказал он, рискованно, со скрипом, притормозив. Пошарив в недрах своих ветхих одежд, он выудил оттуда кошелек. Такой он был бомж, с кошельком. Встряхнув его, Гэри высыпал на свою ладонь кучу мелочи и протянул ее мне. Нервы мои не выдержали, и я неожиданно позорно расплакался. Некрасиво так, как-то не по-мужски. Растрогал он меня. Гэри в эту минуту показался мне прекрасным, слегка уставшим, неудачно приземлившимся ангелом.
