Сойдя на своей остановке, Ибадов тут же обеими ногами угодил в лужу. Бурая лужа заволновалась и, пока Ибадов вылезал из нее, обдала его штанины небольшой, им же созданной волной. И тут, застыв в луже, он услышал женский смех. Он поднял голову и обомлел - до того красивой показалась ему девушка, стоящая рядом, на остановке, - и забыл вылезть из лужи. Так и стоял, смотрел на нее - в берете по брови, с бутылкой в руке, в луже. А она все смеялась, звонко, громко, совсем не стесняясь. Впрочем, под дождем,, на остановке автобуса никого и не было, кроме них.
Кончив смеяться, она спросила:
- Ну и как? Холодная водичка?
Ибадов уже к тому времени догадался вылезть из лужи и теперь стоял и деликатно отряхивал ноги, то одну поднимет, отряхнет, то другую. И это под проливным дождем.
- Да, - отозвался он напряженно. - Купаться не советую.
Она засмеялась снова, да так заразительно! Ибадов поглядел на нее, поглядел и тоже рассмеялся. Но к тому времени она кончила, и он посмеялся в одиночестве, сразу растерялся, и смех ему самому показался жалким блеянием.
Подъехал автобус. Они оба молча взглянули на него. Она не села. Автобус, злобно зашипев дверьми, отъехал.
Теперь они стояли под усилившимся дождем, под темным, почти вечерним небом, одни. Она открыто, с любопытством разглядывала его, а он смущенно молчал, изредка бросая на нее быстрые, вороватые взгляды. И тут только он заметил, что она стоит с непокрытой головой, и вода обильно стекает по ее коротким волосам на легкое пальто, и тушь щедро раскрашенных глаз чуть потекла. Она молча с тускнеющей улыбкой смотрела на него. И тогда он пошел, и опять непроизвольно, как было, когда зашел в магазин. Но только теперь вовремя остановился - отошел шагов на десять и обернулся. Сквозь завесу дождя она показалась ему такой беззащитной! Тут и она обернулась, и он за серой пеленой воды различил ее по-детски жалкую, мокрую улыбку. Тогда с бьющимся сердцем он зашагал к ней, чавкая размытой землей под ногами, еще не зная, что скажет, что сделает. Она молча, уже без улыбки, глядела на него. Он снял с головы берет и протянул ей, не глядя в ее глаза.
- Зачем? - не удивляясь, тихо спросила она. - Все равно уже вымокла.
Так и не взяла берет, и он опустил руку. Рука повисла, как неживая, и в ней два раза качнулся мокрый, отяжелевший берет - раз, два, и затих, будто съежился.
Тогда он услышал свой далекий, совсем незнакомый, прерывающийся от волнения голос.
