А ещё от него тянуло опасностью, такой мог не задумываясь ударить или даже убить. Безрукавка поверх рубашки простая и удобная, но, как и говорила матушка, недешёвая. Чонган, наверное, может позволить себе одеваться как благородные в несколько слоёв одежды, с богатой вышивкой и тяжёлой кожаной кольчугой - красивой, но стесняющей движения. Значит, не тщеславен, лестью его не взять. Вокруг рта залегла горькая морщина, и весь его вид говорил, что мужчина устал, мучим болью, телесной или душевной, но не потерпит жалости.
Это был любимейший тип мужчин Мейпа! Рядом с такими воинами, сильными и властными, она чувствовала слабость в ногах. Такие любили крепко и страстно, сминая в своих объятиях, сжимая до хруста костей, оставляя синяки наутро. Жёсткое, без малейшей жиринки, тело Чонгана раскинулось на постели, его взгляд отстранённо следил за разыгравшимся язычком пламени в камине. Мейпа захотелось впиться поцелуем в губы воина, растормошить, чтобы он заметил её и подарил незабываемую ночь. А может и взял с собой, как в песнях, которые любили напевать девушки в купальне. Охрипшим от желания голосом девушка спросила:
- Желаете ли опиума, господин?
- Нет, я не курю опиум.
Подогретая водка была дрянней некуда, и Чонган сморщил нос.
- Где вы берёте такую гадость?
- Прошу прощения, господин. Поставщики водки жалуются на муссоны, никто уже третью луну не может выйти в море. Приходится довольствоваться тем, что есть. Снимите рубашку, масло уже согрелось.
Чонган блаженно вздохнул, когда нежные руки прогладили, затем с силой размяли напряжённые мышцы спины. Вдруг обнажённое тело девушки прильнуло к его спине.
- Хочешь меня, Чонган? – прошептала Мейпа и слегка потёрлась об него.
Тело Чонгана отозвалось на ласку. Девушка была хороша, и опытна, наверное. Но душа молчала.
- Нет, не сегодня.
- Из-за женщины грустите? Должно быть, она прекрасна, если вы отвергаете меня. До этого дня Мейпа не знала отказов. Расскажите, господин? Все равно больше заняться нам нечем, – тихий смешок колокольчиком прозвенел в номере.
- Почему бы и нет? Я так долго скрывал ото всех эту тайну…
- Первый, тебя зовут! – Восьмой запыхался, поднимаясь по бесчисленным ступенькам лестницы. Его, как самого младшего по званию, часто гоняли по мелким поручениям. Щёки, тронутые юношеским пушком, покраснели. – Начальство пожаловало, говорят, полетят головы.
- Кому мы нужны, Восьмой? Поругают, да и отпустят. Думаешь, сами полезут за Стену? Диуани от них и косточек не оставят, – раздетый до штанов Тэньфей, Второй в восьмёрке, лениво играл ножиком, целясь в скорпиона. Насекомое хотел жить, и у воина раз за разом вырывались проклятия.
