Кларе фильм не понравился, она сказала: видно ведь, что зомби ненастоящие. В словах ее, однако, прозвучал вопрос. Ей хотелось, чтобы ее на этот счет успокоили.
Аннелизе метнула на меня взгляд типа: «Говорила я тебе, гений ты наш!» — и остаток вечера я показывал Кларе, из чего делается киношная кровь: черничный сок и мед. Немного кофе, чтобы казалась темнее.
— А противные рожи?
Я как мог изобразил зомби: раззявил рот, вывалил язык, стал бешено вращать глазами. Клара сморщила носик.
Я ее в носик поцеловал.
Ласковый зомби.
— А эта гадость на лице? Как делают эту гадость на лице?
— Из пластилина и кукурузных хлопьев.
— Из кукурузных хлопьев?
Я и это ей показал.
Клара была на седьмом небе. Мы решили подшутить над Аннелизе: та сделала вид, будто испугалась маленького зомби (пижамка в горошек), который топал по салону, вытянув ручки перед собой, и бормотал хриплым голосом (насколько может быть хриплым голос пятилетней девчурки): «Я тебя съе-е-ем! Я тебя съе-е-ем!»
С некоторым трудом мы уложили ее в постель и позволили себе выпить по бокалу вина.
— Твоя дочь, — изрек я шутливо, смакуя великолепное мардземино, — позавчера употребила глагол «зациклился». Десять букв, ваша честь.
— И от кого она могла такое услышать?
— От тебя.
Аннелизе поднесла бокал к губам.
— В какой связи?
— Угадай с трех раз.
— Ты много думаешь, ты рассеян. Признай это.
— Хочешь, я еще раз схожу к врачу? Тебя это успокоит?
Аннелизе взяла меня за руку, крепко сжала.
— Ты здоров. С тобой все о’кей. Я вижу. Ты все еще, — она закусила губу, что делало ее невероятно соблазнительной, — видишь дурные сны?
Конечно, я их видел, и она об этом прекрасно знала. Я, однако, оценил ее деликатность.
— Иногда.
Я склонился, поцеловал кончики ее пальцев.
— Но ты не волнуйся. Я здоров. И ни на чем не зациклился.
— Ты бы сказал мне?
— Да, сказал бы.
3
Я лгал.
Если бы Аннелизе удосужилась порыться в моем ноутбуке, который из белого сделался серым — столько сигаретного пепла просыпалось на него, — она обнаружила бы в папке «Работа» файл под литерой Б. Как «Блеттербах». И еще как «брехун».
Шесть букв.
И снова на букву Б: «Бессовестный».
4
Через несколько дней после разговора с Вернером я поехал в Тренто, якобы купить пару дивиди для моей коллекции.
На самом деле я два часа просидел безвылазно в читальном зале университетской библиотеки.
Ни микрофильмов, ни оцифрованных копий: гора пожелтевших газет. Среди этих слоев пыли я нашел лишь несколько намеков на трагедию, случившуюся у Блеттербаха. Тогдашние журналисты сосредоточили внимание на хаосе, который породила гроза. Интервью и статьи описывали в общих чертах то, о чем поведал мне Вернер. Эксперты разъясняли, что за стихийное бедствие обрушилось на регион, а черно-белые фотографии показывали, какой ущерб нанесли вода и грязь.
