— Услышал?
— Казалось, я попал под бомбежку. Ливень барабанил с такой силой, что я боялся, как бы не разбилось ветровое стекло, а раскаты грома… оглушительные — это мягко сказано. Аннелизе… — В его голосе прозвучала легкая грусть. — Она до сих пор боится грозы?
— Да, и довольно сильно.
Я не стал добавлять, что Аннелизе нашла безотказное средство против этой фобии: секс. Вряд ли отец хотел бы получить сведения такого рода о своей дочери.
— Я поел, подремал перед телевизором до тех пор, пока где-то в половине десятого не отключили электричество. Это меня не встревожило, обычное дело в такую-то грозу. Я зажег свечи по всему дому и стал смотреть в окно. Знаешь, Джереми, я не верю в эти сверхъестественные дела. В призраков, вампиров, в зомби. Не хочу, чтобы ты подумал, будто у меня было предчувствие. Нет, я бы так не сказал, но…
Он не закончил фразу.
— Я нервничал, сильно нервничал. Грозы никогда не страшили меня. Они мне даже по нраву. Вся эта мощь, которая обрушивается на землю, заставляет чувствовать, ну, не знаю, будто ты во власти чего-то великого, тебя превосходящего во много раз. И это прекрасное ощущение. Но в тот вечер молнии сводили меня с ума. Я не мог усидеть на месте. Чтобы успокоиться, стал проверять снаряжение. Не то, каким я пользовался, вылетая по вызову на вертолете, а старый рюкзак, который служил для пеших походов. Когда я застегнул последнюю пряжку, в дверь постучали. Ханнес, Гюнтер и Макс.
— Макс Крюн? — поразился я. — Шериф?
— Глава Лесного корпуса, — поправил меня Вернер. — Ты с ним знаком?
— Скажем так, мы обменялись парой слов.
— И каким он тебе показался?
Я задумался в поисках верных слов, чтобы описать его.
— Добрым дядюшкой, который одевается Дедом Морозом. Но горе тому, кто его разозлит.
Вернер хлопнул себя по коленям в знак одобрения.
— Умеешь ты сказать, Джереми. Добрый дядюшка, которого лучше не злить. Ты его разозлил?
— Был к тому очень близок.
— Он настоящий мужик. Жесткий. Обязан быть таким, по крайней мере, когда носит форму. Но если бы тебе довелось обменяться с ним парой слов, когда он не на службе, ты бы увидел человека умного, здравомыслящего и очень занятного.
— Чем он занимался в восемьдесят пятом?
— Служил в Лесном корпусе простым егерем. Начальником тогда был Командир Губнер, он умер через четыре года, как раз перед тем, как рухнула Берлинская стена. В марте с ним случился первый инфаркт, и Макс, еще совсем мальчишка, должен был взвалить на себя всю работу. И вот он входит ко мне, лицо совсем юное, глаза как у побитого пса. Насквозь промок под дождем. От волнения места себе не находит. С ним — Ханнес и Гюнтер. Я знал обоих, и вид их не предвещал ничего хорошего. Впустил всю компанию, предложил выпить по капельке для согрева. Они отказались. Знаю, это смешно звучит, но то, что они отказались выпить, меня напугало по-настоящему.
