Голова была загружена помимо этого: что ярким весенним днём, когда пригревало солнышко, что лунной и ещё холодной ночью, мозг Макузя получал по себе мыслями про дёготь, смолы и перегонку. Порой даже порядочно уставши ворочать брёвна, грызь не сурковал, а прохаживался возле установки с печью и издумывал, почём перья и как пилить эту жажу: наглядность при этом помогала. Примерно за десять дней работы огромная куча брёвен была перелопачена на чурбаки, вся кора снята и из неё выварили дёготь, истапливая печку полученными дровами. В округе теперь несло дёгтем — запах достаточно характерный, чтобы не спутать. Любое грызо знало его по смазке, применяемой для любых вещей — что дверных петель, что паровозов, а также по дегтярному мылу, каковым измывали шерсть и лапы.
Когда приступили непосредственно к перегонке, хлопот у грызуний прибавилось — потому как несильный огонь в печке поддерживали постоянно, то есть и ночью тоже, так что дежурили посменно. Перед началом собственно опыта через установку прогоняли много воды, чтобы замерить, сколько выйдет, а сколько улетучится в виде пара через неплотности; на основе этих данных и собирались высчитывать. И если пораскинуть в целом грызи могли все вместе, то делать постоянные замеры, записывать и считать кучу цифирей приходилось в основном Марисе, потому как белкачи пилили дрова и пихали их в топку, а Пушира взвалила на себя всю текущую возню и оттого тоже была не особо свободна. Хотя, конечно, никто до апуха себя не доводил даже близко, стараясь чтобы не наблюдалось вообще никакой усталости.
Вдобавок грызи использовали старую технологию, которая обеспечивала много чего — цоканье. Хотя все они были причастны ушами к ХимУчГнезду, раньше не пересекались, так что имели допуха чего цокнуть как чисто, так и не чисто поржать. Лущик и Пушира, как выяснилось, несколько лет назад были намеренно посланы в Щенков от своей большой семьи, обитавшей в цокалище Махришин, каковое находилось на берегу моря…
— На берегу чиво-чиво? — уточнил Макузь.
— Моря жеж, — цокнул Лущик, — Ну, это очень большое озеро.
— Большое мягко цокнуто, — хмыкнула Пушира, — Такое, что не видно противоположного берега даже в самую светлую погоду и с холмов. Грызи, которые плавали вдаль, утверждают что там тысячи килошагов сплошной воды!
— А что тут удивительного? — пожала плечами Мариса, — Ведь есть же тысячи килошагов леса, мы их слышим лично, кло? Так почему бы не быть тысячам килошагов воды.
