История | страница 107
— Не бухти, старый. Я ж тебя не виню. Дай срок, и однажды ты сможешь выйти один на один если не с мамонтом, то уж с быком точно.
— Да ладно — засмущался Хатак — это я так… Ты Петр, как и обещал, показал столько всего нового. За эти несколько лун я узнал так много, сколько за всю жизнь до этого не знал.
— Нет, старый, в чем-то ты прав. Нужно больше думать головой, хоть и невозможно объять необъятное, и все-же. Заговорили о веревках…. а я ведь знаю из чего можно делать замечательные веревки. И, кстати, не только веревки. Скажи, ты знаешь такое растение, у которого листья жгутся, и после них чешется и вскакивают волдыри? Оно у нас называется — крапива.
— Эта хрень? Да ее полно! — Хатак махнул рукой куда-то по направлению малой реки. — Заросли выше твоего роста.
Каюсь, слово "хрень" во всех его вариациях это мое тлетворное влияние. Пару раз вырвалось, по делу, меня спросили, что это значит, а я с горяча, возьми да и растолкуй в подробностях. Оч-чень товарищам кроманьонцам понравилось. У них, по бедности языка, такие вещи сильно ценятся. Я все время стараюсь, как говорят, "фильтровать базар" но, куда русскому без Великого и Могучего, особо, если молотком по пальцу… Ребятам-то я уши за повторение таких перлов, если что, накручу, а вот Хатак и Хват копилочку "выражений" скрупулезно пополняют.
— Вот видишь, что бывает когда великий шаман вам жрать готовит или кротов ловит, а не размышляет о высоком. Про крапиву только сейчас вспомнил.
— Хочешь, я могу готовить… что нибудь?
— Да упаси все духи разом нас от такой беды! — я в притворном ужасе схватился за голову.
— Это по русска шута пазывается? — криво ухмыльнулся Хатак.
— По русскИ шутКа Называется. Ну и произношение у тебя, старый. Но в данном случае, про крапиву, никаких шуток, и набрать ее нам нужно как можно больше.
Наконец, настал момент, когда можно было приступать к обжигу моей посуды. Я решил использовать технологию постепенного поднятия температуры до самой высокой, с обратным постепенным понижением. Примерно полусуточный цикл. Сам загрузил печь, сам зажег, сам поддерживал огонь — никому не доверил. И старшие, и младшие, проникшись серьезностью момента. Еще бы, такое было лицо у великого шамана — явно творит что-то великое. Сами под руку не лезли, но все время были на подхвате. А когда, уже ночью, процесс перешел в стадию остывания, и шаман перестал бестолково носиться вокруг печки, они подтянулись поближе и расселись вокруг, вопросительно глядя на меня. Я ведь всегда старался объяснить, что и как, и для чего я делаю.