Илья Ильф, Евгений Петров, Михаил Булгаков. Из черновиков, которые отыскал доктор филологических наук Р. С. Кац и и опубликовал Роман Арбитман | страница 9

— Поторопитесь, гофмаршал, — на бегу бросил Остап. — сли мы сейчас не захватим вашу мебель — кончено. Только что я имел тяжелый разговорчик с заведующим музея. Объявил ему, что выставка стульев Гамбса закрывается.

— На каком основании? — удивился Ипполит Матвеевич, семеня за сыном турецкоподданного. — Что вы ему сказали?

— Сказал, что это не мебель, а порнография. И поскольку ее могут увидеть дети, наша с вами общественная организация категорически запрещает…

— Но позвольте! — перебил его Воробьянинов. — Какая еще организация?

— А то вы забыли? — усмехнулся Остап. — Союз Меча и Орала, конечно. Или вы, предводитель, уже состоите в какой-нибудь другой?

Главный исполнительный директор «Роснефти» Игорь Сечин опроверг информацию «Новой газеты» о том, что ему принадлежит яхта «Принцесса Ольга» стоимостью свыше 100 миллионов долларов.

Остап вынул ключи, взвесил и на ладони и протянул Корейко:

— Вот ключи от вашей яхты. Забирайте. Грабители арестованы.

— Вы ошиблись, товарищ, — сказал Корейко очень тихо. — Какие ключи? Какая яхта? Никто меня не грабил.

— Да как же не грабили? — взволновался Остап. — Вчера у моря. Отняли ключи, забрали яхту. Дело раскрыто. Пишите расписку.

— Да, ей-богу же, это ошибка, — сказал Корейко. — Ну откуда бы я взял деньги, чтобы купить яхту?

— Верно, верно, — сказал Остап, поостыв. — Откуда у скромного служащего «Роснефти» деньги на покупку восьмидесятипятиметровой яхты? Значит, всё у вас в порядке?

— Всё! — ответил Корейко с чарующей улыбкой.

— Завидую вам, Игорь Иванович! — сказал Остап. — Удивительно, с таким счастьем — и на свободе.

— Меня зовут Александр Иванович, — кротко поправил его Корейко. — Пожалуйста, не путайте…

В начале октября 2016 года пресс-секретарь президента России объявил о подготовке официального визита Путина во Францию, хотя еще до того президент Франции, выступая по ТВ, усомнился в целесообразности такой поездки.

В голове гудел тяжелый колокол, между глазными яблоками и закрытыми веками проплывали коричневые пятна и в довершение всего тошнило. Степа Лиходеев старался что-то припомнить из вчерашнего, но припоминалось только одно — что, кажется, он на какой-то из своих дач сидел с телефонной трубкой в руке и пытался уверить в своих лучших чувствах президента какой-то европейской страны, причем обещал ему, что на другой день, и ровно в полдень, прилетит к нему в гости. Президент от этого отказывался, бормоча: «Нет, месье, нет, меня не будет дома!» — а Степа упорно настаивал на своем: «А я вот возьму да и прилечу!»