Когда обернулся, то заметил, что Андрей уже лихорадочно колдовал над пультом у двери, но времени было слишком мало, он явно не успевал. Изо всех сил я швырнул гранату в последний дот, но расстояние было слишком велико, и шашка просто подкатилась к огневой точке. 3… 2… 1…
Раздалось тихое «п-ш-ш», из зелёного цилиндрика выползла струйка белого дыма, и только. Огневая точка, наконец, ожила. Я стоял и смотрел, как рыло пулемета поворачивается в мою сторону. Мысли бились в голове, словно шарики в лотерейном барабане. Самая главная — удивление. Не может быть, чтобы вот так всё закончилось. Всё это время тело жило своей жизнью, руки сдёрнули с плеча автомат, я бросился в сторону, уходя с линии огня. Пулемет начал стрелять короткими «вух-вух», продолжая разворачиваться. Я приложился боком о бетонную плиту и, почти не целясь, надавил на спуск подствольного гранатомета. Взрыв ударил по ушам. Пулемет стрелять не перестал, но, видимо, взрывом повредило гидравлику или систему наведения, пули рвали бетонное покрытие всего в паре метров перед дотом.
Турель сделала ещё несколько очередей и замолчала, безмолвствовали и остальные доты, укутанные дымным саваном. Андрей отошел от двери, и тяжелые плиты начали раздвигаться. Я встал и неуклюже отряхнулся. Подбежал Семён.
— Ты как? — он глянул на посечённый пулями бетон, потом пнул так и не сработавшую дымовую шашку.
— Нормально.
Левый бок саднило — наверное, содрал кожу, когда падал.
К нам подошёл Гарик. Он, как всегда, ничего не слышал в наушниках и был, похоже, в прекрасном расположении духа.
— Ты срок годности у гранат проверил? — начал Семён голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Гарик его игнорировал. Семён не стал повторять про срок годности, а коротко и без замаха заехал ему по лицу. Наушники вылетели и повисли на проводе. Громкость в плеере, похоже, была выкручена на максимум, и я смог разобрать слова песни.
— Я король дороги… — мотивчик отозвался в душе, но вспомнить исполнителя я так и не смог. Попытался сосредоточиться на обрывке, что высветился в памяти до броска. «Когда мы с Максом собирались прыгать с парашютом…» — слова прозвучали, но не сложились в образы. Я не мог вспомнить, кто такой Макс, когда мы с ним прыгали, даже представить себе его не мог. Остались только фраза и ощущения страха и предвкушения.
Гарик вскочил, зажимая разбитый нос.
— Какого… — между его пальцами выбилась алая струйка.
Сильно его Семён приложил. Еще минуту назад я и сам был не против, как следует, треснуть Меломана. Но как ни странно, сейчас мне стало его жаль.
