«Что он делает? — в душе удивилась и восхитилась Виктория, понявшая, что происходит за операционным столом. — Ведь он так заботится о своем авторитете. Ведь здесь еще не знают, какой он хирург. На совещании его не поддержали, и он переживал это».
Она с любовью смотрела на его усталый затылок, оттопыренные уши, полоску загара на шее. «Вот он, оказывается, какой. Вот каким он может быть».
В палатке появился комбат. Ведущий узнал его по пришаркивающей походке.
— Нужно… — ведущий откашлялся, потому что от усталости голос звучал хрипловато, — надо поменять хирургов. Пусть на перевязку встанут фельдшера и опытные сестры во главе с врачом. Остальных на операции. Пусть там развернут еще один стол. А вас прошу подменить моего ассистента.
Когда комбат, отдав должные распоряжения, вновь вернулся и встал напротив ведущего, по другую сторону стола, ведущий повторил вопрос:
— Пульс?
— Слабый и неровный.
— Спит? Тогда пусть приготовят систему для переливания крови. Продолжаем операцию.
«Так что же тут? В чем дело? Откуда это кровотечение?»
Голова не соображала. Руки двигались. Пальцы делали свое дело. А мозг будто отяжелел, застыл, изнемог. «Эх, как бы сейчас поспать или выкупаться бы».
— Давайте еще раз проведем ревизию кишечника.
И они вновь принялись за дело. Слышалось, как за соседним столом потрескивали зажимы да, тупо позвякивая, падал в таз отработанный инструмент.
Ведущий тщательно, из последних сил трудился. Больше всего ему хотелось сейчас «выйти из живота» и закончить операцию. Но живот, как говорят хирурги, не отпускал. Он держал его, как капкан. Невозможно было бросить операцию на полпути, не остановив кровотечения. Это равносильно было смерти раненого. А смерти ему он не хотел. Но время шло, и силы ведущего уже были на исходе.
— Подключайте систему, — распорядился ведущий. — Начинайте переливание.
Он понимал, что затягивает операцию, что его ждут остальные раненые, но не мог поступить иначе.
— Я ж не для галочки работаю, — буркнул он в оправдание, как будто его кто-то обвинял в промедлении.
Комбат не отозвался. Он делал то, что надо, и по его уверенным движениям ведущий понял, что перед ним опытный и знающий хирург.
«Интересно, когда он кончил и где работал?» Но было не до расспросов. Салфетки продолжали пропитываться кровью.
— По-моему, слева, — впервые произнес Лыков-старший.
— Селезенка, — ухватился за мысль ведущий.
«Ну как же я раньше, лопух?» — обругал он сам себя, забывая о том, что работает пятые сутки и устал до изнеможения.
