— Да ты что?
— А ну, ни звука.
— Да как же…
— Прибью.
— Ну и прибей.
— Будет тебе, — примирительно произнес Мишка.
В коридоре их встретила Дарья Гавриловна, обвела внимательным взглядом, будто обрадовалась, что они вместе. А на первом уроке и началось. Василька вызвали к директору. Директор Иван Силыч, прищурив глаз, спросил:
— Малыгин, ты совершил хулиганство?
Василек молчал.
В переменку его отозвала в уголок Тамара Михайловна:
— Скажи честно, не ты это сделал? Я так и думала.
А потом ему все уши прожужжали. Один учитель говорит: «Признайся», второй: «Будь честным», третий: «Возьми на себя, иначе Дугина исключат из школы». Он совсем запутался. Начал отвечать так, как советовали учителя, то есть каждый раз по-разному. Он хотел как лучше.
Собрался педсовет. Ругали его, как взрослого. В конце концов дали и ему слово. Василек вскочил и выкрикнул сквозь слезы:
— Говны вы все! Вот что!
Не знает он, как там и что решалось. В школе его оставили.
С той поры Василий Малыгин усвоил для себя одно правило, которое мог сформулировать только в девятом классе: кроме себя, любить некому.
Так и жил. Так себя и настраивал.
— Ох и эгоист ты, Васька, — говорили ему товарищи в институте.
— А ты — душа-парень? А ну, дай-ка мне конспект по фармакуше.
— Так экзамен же!
— То-то.
Чтобы держать свою линию, ему надо было все уметь, все делать, и делать лучше других. Способности у него были не очень большие. Он брал прилежностью, аккуратностью, упорством. В избранной им профессии — хирургии — эти качества как раз и имели первостепенное значение. В науку он не лез, диагностика — не его конек, а вот практика, ремесло — это то, что его привлекало.
Еще в институте, бывало, он часами возился с зажимами, скальпелем, иглами. Мог на спор разрезать определенное количество листочков папиросной бумаги. «Ну, Васька, ты даешь!» — восхищались товарищи. Он обычно молчал, но в груди разливалось сладкое чувство самоудовлетворения. Став врачом, он до автоматизма отработал приемы каждой операции. Он взял на себя обязанности патологоанатома и помимо положенного вскрытия уже для себя проводил операции на трупах. Он бросил это занятие лишь после того, как жена категорически заявила: «Кончай. Я не могу. От тебя несет формалином, будто тебя из банки вытащили».
Через год-два такой работы у него появились скорость, уверенность, которая вскоре перешла в самоуверенность. В своем районе он делал все операции. Больше оперировать некому было. У него имелись неограниченные возможности, и он не отказывался от них. Жаден был до каждой операции, не упускал ни одной, делал все — от панариция до резекции желудка. Когда он в отчете написал о том, что проделал за год, ему не поверили. Из области приехали поверяющие. «Прошу в операционную», — пригласил он.
