Жила она в Воронеже, на тихой зеленой улице. С мамой, с папой, с братиком Димой. Жила, как все дети. Училась. Ездила в пионерские лагеря. Вступала в комсомол. Сдавала нормы на значок «ПВХО». А вот на «Ворошиловского стрелка» сдать не могла: выстрела боялась. Даже не самого выстрела, а процесса стрельбы. Ей почему-то казалось, что при отдаче ее так ударит в плечо, что кость сломается. Как с нею ни работал инструктор, как она себе ни внушала, что это не так, что винтовка малокалиберная и отдача минимальная, все равно ничего не получалось. Она лежала, прицеливалась, но, как только начинала нажимать на курок, на нее находил страх, она зажмуривала глаза, дергала, и пуля уходила в «молоко». И на «ГТО» сдать не могла: плавать не умела. Тоже из-за страха. Когда-то, когда она была еще девчонкой, на ее глазах утонул человек. Правда, однажды она сама чуть не утонула, кинулась в воду из-за Миши Ляхова. Он так на нее насмешливо посмотрел, что она небрежно разделась, швырнула платьишко на берег и, как во сне, бултыхнулась в воду. Потом ее спрашивали: «Ты что, плавать не умеешь?» «Умею, — солгала она, — судорога свела ногу». Тонула впервые и солгала впервые. Зато домой ее провожал Миша, и она, не помня себя, читала ему стихи Кольцова. «О-о! — одобрял Миша. — Еще прочти». А одно стихотворение просил повторить.
Что он ходит за мной?
Всюду ищет меня?
И, встречаясь, глядит
Так печально всегда?
«Это у тебя лучше всего получается», — сказал Миша. Настенька промолчала, ответила мысленно: «Так это ж… Это про твои глаза».
У Миши глаза были проникновенные, лучистые, ни у кого не было таких глаз. Настенька всегда чувствовала его взгляд. Он в дальнем конце школьного коридора, а она все равно чувствует. Он в зале, а она на сцене, читает стихи — и трепещет от его взгляда.
Вот как было! И уже не будет. Миша погиб еще в сорок первом. Летом ушел в армию, а осенью пришла похоронка. Примерно в то же время не стало и Димы. Был на окопах. Попал под бомбежку. Завалило своей же землей. Похоронило навечно.
Бабановы эвакуировались в тыл, на далекий Алтай, в город Бийск. Еще в Воронеже, сразу же после гибели брата, Настенька задумала идти на фронт. Мама плакала. Настеньке было жаль ее, и она прекратила разговоры о фронте, а втайне от родителей ходила на курсы медсестер, совмещая их с занятиями в педагогическом институте.
В дни Сталинградской битвы она не могла больше учиться, пошла в госпиталь. Работала в перевязочной, дежурила у тяжелых. Тогда впервые поняла, что означает выражение «ни рук, ни ног». Но как бы ни было трудно, как бы она ни уставала, Настенька не отступала и не жаловалась. После Курской битвы все-таки подала заявление в военкомат, попросила отправить на фронт. Произошло серьезное объяснение с мамой. «Ну, мама, — говорила Настенька, — ты ж меня учила не убегать от трудностей, все преодолевать. Ты всех так учила. И почти все твои ученики на фронте. Никто не посрамил твоего имени. Так неужели?..»
