— Знаешь, что меня больше всего возмущает? Не хватает врачей, фельдшеров, санитаров, шоферов. А они спокойны, почти спокойны.
— Перегорели, — вставил Штукин.
— Что перегорели? — не понял Сафронов.
— А то, что ты еще только столкнулся с этим, а они привыкли. Они вовсе не черствые люди. Они поначалу так же, как ты, возмущались, волновались, переживали. А потом перегорели. И теперь относятся к этому как к неизбежному.
«Он, как всегда, прав», — в мыслях согласился Сафронов.
Потом они ужинали и опять говорили, бродя по лесу. От палаток доносилась песня:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море…
Песня разлеталась далеко, и казалось, даже сосны слушают ее.
— Остервенело поют, — заметил Штукин.
— Так каждый вечер.
— Начнется операция — не до песен будет.
Плечо к плечу они пошли на песню и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим палаткам.
— Товарищ капитан, — послышалось из-за занавески, — это ваш товарищ?
Спрашивала Стома.
— Да. Мы вместе учились.
— Смешной.
— Добрый, — не согласилась Люба.
«И смешной и добрый», — про себя заключил Сафронов и улегся на свою походную кровать — носилки.
Сафронова разбудил посыльный:
— Срочно. В штаб.
Сафронов шел в темноте по знакомой тропинке и проклинал НШ: «Его «сель» — поразвлечься. Ему не спится. Ему обязательно надо разбудить человека».
Однако на этот раз тревога оказалась настоящей. НШ не развлекался.
Еще издали Сафронов услышал сдержанный шумок. У штабной палатки стояла группа людей. Доносились голоса.
Он, как положено, доложил о своем прибытии. НШ кивнул и произнес коротко:
— Получайте санитаров. Селых три.
— Но мне положено четыре.
— Что я вам, рожу? Четвертого возьмете из легкораненых, во время операсии. Галкин. Лепик. Трофимов.
Штабной сержант повторил фамилии. От толпы отделились три фигуры — как по диаграмме, одна одной выше.
— Ужинали? — спросил Сафронов.
— Сухим пайком получили.
— Тогда шагайте за мной.
Он привел их в свою палатку, посветил фонариком, чтобы они разобрались по местам.
— Спите.
— Покурить бы.
— Утром.
Сафронова разбудили голоса. Говорили неподалеку от палатки. Переговаривались тихо, но поутру каждый шорох далеко слышен.
Сафронов оделся и вышел из палатки.
Под высокой сосной стояла вся троица — его санитары.
«Целый букет! — добродушно заметил Сафронов. — Как будто нарочно подобрали».
Санитары отличались друг от друга цветом волос — брюнет, шатен, блондин. Это бросалось в глаза.
— Курите? — спросил Сафронов, хотя и без того было видно, что подчиненные курят.
