– Для нее, – но не для тебя.
Одрина сжала кулаки, жалея, что под рукой не было ничего такого, что можно было бы скомкать.
– Возможно, и так… Но сейчас это не важно. Главное для меня – уберечь сестру.
– От замыслов Ллуэлина? Или от того герцога, за которого она собирается замуж?
– От первого, конечно. Если Карисса и боится чего-то в отношении герцога, то, возможно, лишь того, что он не очарован ею так же, как она им. – Да, в последнее время сестра пребывала в восторженном состоянии, ожидая дня свадьбы, и могла беспокоиться лишь о том, как стать еще милее для своего чопорного жениха. – Она его… любит, – добавила Одрина. Последнее слово имело всего два слога, но ей почему-то было трудно его произнести. Однако, как бы ни складывались обстоятельства, сейчас Карисса была вполне счастлива, и ей, Одрине, очень хотелось, чтобы так было и впредь.
Впрочем, их старшие сестры, Ромула и Теодосия, тоже были по-своему счастливы. Они вообще отличались более спокойным и сдержанным нравом, нежели она и Карисса, и после того как их лица подпортила оспа, обе без особого уныния покинули суетный Лондон, чтобы жить в провинциальной тиши с любимыми и любящими мужьями.
И еще была Петра, четвертая по старшинству. Она так страстно желала учиться живописи в Италии, что отказалась выходить из своей комнаты и плакала днями напролет, пока родители не согласились ее отпустить. И вот уже больше года они получали от нее веселые письма, а на прошлое Рождество она прислала даже рисунок. В общем, Петра тоже нашла свое счастье.
Так что оставалась только она, Одрина, сидевшая сейчас на полу в танцевальном зале йоркской гостиницы.
– Карисса, Одрина… – Джилс принялся загибать пальцы. – Петра… А кто еще?
– Ромула и Теодосия, самые старшие.
Джилс присвистнул.
– Ваши родители явно не хотели давать вам обычные имена.
– Потому что им не хотелось, чтобы мы выросли обычными девушками.
– Что плохого в том, чтобы быть обычным? Большинство людей живут самой обычной жизнью.
– Именно поэтому такая жизнь и неприемлема. – Вытянув перед собой ноги, Одрина устремила взгляд на мыски своих башмаков и несколько раз моргнула. Но это не очень-то помогло – несколько слезинок все же выкатились из ее глаз. – И тем не менее я такая же, как все. Что же касается нашего семейства… У меня четыре старшие сестры, и я не могу сделать ничего такого, что не было бы сделано ими до меня. Следовательно, я могу быть лишь последней – и самой худшей.
– Нет, ты ни в коем случае не хуже, – тихо произнес Джилс. – Просто у тебя… все по-другому. Я уверен, что ни одна из твоих сестер не сделала ничего подобного тому, что совершила ты за последние несколько недель.
