Андрей Иванович о своей картине мечтал еще молодым человеком, когда в золотые времена президента Александра Сергеевича Строганова обретался в Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств, когда расписывал вместе с другими художниками Казанский собор, когда писал свои большие картины — «Мстислава Удалого, поражающего Редедю» и «Киевлянина»{18}, за которые был произведен в профессоры…
Давно бы взяться за Петра, да пошли дети, нужда заставила приняться за образа. Они — ощутимая прибавка к профессорскому жалованью.
Андрей Иванович возвратился к мольберту, стал прописывать голову генерала и более часа работал с увлечением. Рука, привыкнув к образам, не слушалась, а он заставлял послушаться, заставлял преодолеть привычную беглость письма. Что говорить, тут требовалось большое мастерство…
Ужинал Андрей Иванович с Екатериной Ивановной и младшими детьми — Сережей и Лизой. Катюша Вторая и Маняша отправились в театр. Он залюбовался шестилетней Лизонькой, Сережей. Сережа — в белоснежной рубашке, локоны прибраны — тихий. Он без Александра осиротел. За уроками и рисованием забудется, а потом опомнится, вздохнет преглубоко. Возьмет коробку, где хранятся Малые и Большие серебряные и золотые медали — награды Александра, и по часу рассматривает. Или примется перечитывать вырезки из «Отечественных записок» и «Северной пчелы», где сказано о картинах Александра доброе слово, каждую строчку изучает{19}…
Арина привела внучку Катюшу попрощаться перед сном. Катюша, крохотная, в розовом платье с рюшечками, подбежала, смешно присела в реверансе и сказала, не затрудняясь, по-французски:
— Bon nuit, grand-père! Bon nuit, grand-mère! Bon nuit, Сережа![1]
Андрей Иванович улыбнулся, поцеловал Катюшину ручку, повторил за ней:
— Bon nuit, grand-père!
Он-то сам никаким иностранным языком не владел, но хотел, чтобы дети и внуки были вполне образованными, потому приглашал и к дочерям, и к Александру, а сейчас к Сереже, Лизе и Катюше учителей. А вот они и плоды:
— Bon nuit, grand-père!
Как серьезно и почтительно держится это трехлетнее существо, всеобщая любимица. С нею сам Андрей Иванович возится часами, забывая о своих обязанностях главы семьи и старшего профессора Императорской Академии художеств.
Нынче Екатерина Ивановна позволила Катюше Третьей лишний час поиграть. Теперь у девочки глаза слипались.
— Веди ее, Арина, в постель. — Екатерина Ивановна, впрочем, сама поднялась и повела внучку.
— Батюшка, я тоже пойду, — сказал и Сережа.
