Историю посещения лет шесть назад дочерью острова Галли (находится в частной собственности) по приглашению его владельца. Этот остров античных мифов и сирен среди волн Тирренского моря купил в 1922 году Леонид Мясин, увел из-под носа конкурента швейцарца. Премьер "Русских сезонов" построил здесь виллу по проекту Ле Корбюзье, виды на которую и её интерьеры дочь снимала на камеру Agfa 40-х годов с такой хитрой винтажной пленкой, требующей специальных реактивов, что фотографии оказались сплошь в тумане. Пришлось воображением воссоздавать рассказы о мечте Мясина превратить остров в площадку для фестивалей, а в балетной студии принимать учащихся из СССР. В 1989-м, через десть лет после смерти Леонида Мясина, остров купил Рудольф Нуриев. А это значит, Галли продолжил русское мифотворчество.
Преисполненная эмоциями нахлынувших воспоминаний, я заняла место в зрительном зале Большого театра. Это важно — не пропустить премьеру балета от "творческого производителя шедевров", как называют Кирилла Серебренникова в "кругах". Но еще важнее — другое. Быть может, вы тоже помните эту мантру. Как только разгорался скандал вокруг того или иного спектакля или выставки с "какими-то моментами спорными", так тут же раздавался окрик: как можно судить о произведении искусства, прежде, чем его увидеть?
Первое ощущение с закрытием занавеса — пустота. Вакуум, опустошенность, прострация, как это бывает при встрече с шулером, напёрсточником, что обещал сорвать банк, а вдруг оставил без последней надежды. Балет ли — как заявлено в программках — "Нуреев"?.. В лучшем случае, эксперимент с антрепризой Дягилева, попытка примерить на себя монокль импресарио всех времен и народов. "Опереттой" называл Дягилев балет "Байка про лису", где танец сопровождался пением. Масштаб мысли Кирилла Серебренникова куда как шире.
Есть штамп режиссера Кирилла Серебренникова. Он кочует из постановки к постановке ("Нуреев" — третья работа в Большом театре) и этот штамп — синдром "советского голодного детства". Кириллу Серебренникову нужно "всё и сразу", "здесь и сейчас". В одну минуту времени разворачивает он перед публикой картину хаоса, крушения Вавилонской башни. Выглядит это приблизительно так. Лицитатор объявляет с кафедры аукционного дома Christie”s (что в центре сцены) номера лотов и их описание (строго на английском), по бокам — танцует кордебалет, исполнитель партии Нуриева переодевается с помощью двух-трех ассистентов, в углу сцены, поближе к рампе; в другом углу идет демонстрация фотосессии от Ричарда Аведона , где Нуриев виляет голым бедром; вдруг, откуда не возьмись, из 50-х, появляется уборщица со шваброй в руках, она драит полы; рабочие продолжают таскать предметы бутафории… Уж слишком стереоскопична режиссура от Кирилла Серебренникова. Нужно иметь глаза стрекозы, то есть с 30 000 шестиугольными фасетами, чтобы получать информацию из разных точек пространства сцены и складывать их в одну "феерию". Тогда как главное происходит у "воды". Завхоз, дородная такая тётка, в сатиновом халате, снимает с задника сцены портрет Николая II (рядом — портрет Вагановой, действие происходит в стенах хореографического училища), вешает портрет Ленина. Неказистый, в одну четверть от портрета царя. Потом портрет Ленина меняет на портрет Сталина, потом Сталина — на Хрущева и вместе с группой товарищей подолгу любуется на каждого из вождей, приукрашивает гвоздиками из красной и белой бумаги; звучит патриотическая песня на стихотворение Маргариты Алигер "Мы - евреи", композитор - Илья Демуцкий... Salade Russe — назвали бы "Нуреева" на Западе. Впрочем, к Западу "Нуреев" и апеллирует, в интересах Запада и замышлялся. Уж слишком очевидны его цели, слишком прозрачны задачи, среди которых отметим, по крайне мере, две.
