– Ну что, приссали, очковые? – радостно щерясь, спросил он. – Правильно приссали. Сейчас мочить вас будем!
– Стой! – смело выступил вперед Пятаков. – Погоди! Драка не убежит. Давай сначала сравним позиции.
Бритый вождь принял предложение так охотно, словно пришел сюда именно за этим. Он уселся верхом на станок, а его воинство равномерно рассредоточилось по цеху и приготовилось смотреть, как лидер морально унизит врагов.
– Значится, так, чмокалки! – начал грозный вождь. – Вы обвиняетесь в том, что берете деньги у западных фондов. Тем самым вы позорите нашу родину. Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Это досадная ошибка, – отчеканил Пятаков. – Мы, фракция дельцов, такие же адепты непродажного искусства, как и вы. Мы отказываемся торговать своими произведениями, а также получать гонорары и гранты.
– А вам предлагали? – выкрикнул из зала Лапин.
– А ты помолчи, до тебя очередь дойдет! – погрозил ему цепью вождь и продолжил, обращаясь к дельцу: – Непродажные, значит? А кто французских троцкистов доил? Кто в Ниццу ездил?
Вождь был на удивление хорошо осведомлен о том, чем занимаются призраки Маркса.
– Мы не доили, – снова отчеканил Пятаков. – Мы развивали координацию. В Ницце мы были наблюдателями на Всемирном конгрессе левых сил. А потом они к нам приезжали, на седьмой съезд партии.
– Болтай! А кто Розу Люксембург два года доил?
– А вот это не мы. Это виноватики.
Лапин, услышав обвинение в адрес своей фракции, тоже выступил вперед.
– Да, я готов признать: Фонд Розы Люксембург дал нам грант на постоянно действующий семинар протеста, – объявил он. – И я не вижу в этом ничего позорного. Роза – душа революции. Она чистая, как слеза!
– Болтай-болтай! – покивал бритой головой грозный вождь. – Только до конца добалтывай. Про Макартура расскажи, про Форда, про Рокфеллера. Тоже чистые слезы, да? Внуки Клары Цеткин? Да легче назвать, кого вы еще не доили.
– Мы продолжатели традиций…
– Вы доярки! Короче, суду все ясно. Гаси их, братья!
Пришедшие будто ждали этих слов: со всех сторон одновременно раздался страшный рев. Валя зажмурился, обхватил голову руками и приготовился к худшему.
Худшее не заставило себя ждать: его грубо сгребли в охапку и куда-то потащили.
– Свет, свет, свет! – повторял Пикус как заведенный.
Тащили, видимо, вниз по лестнице: ноги бились о ступеньки, а похититель тяжело отдувался. Валя решил, что негляди несут его в свое людоедское подполье, где он пополнит черный список жертв коммунизма, и от этой мысли зажмурился еще крепче. Но вдруг повеяло прохладой.
