Со скорбным выражением лица вошел Алексис:
– Пришел тот месье.
Фонтен, казалось, размышлял вслух:
– Да-да, Овидиус Назо… Может, это и выход, хоть на какое-то время?.. Видите ли, друг мой, к пятидесяти-шестидесяти годам мы, словно панцирем, обрастаем долгом, обязательствами, ограничениями, и этот панцирь такой тяжелый и плотный, что нам становится тяжело его носить… Меня это удручает… Знаете, омары время от времени прячутся в какую-нибудь расщелину в скале и наращивают новую скорлупу. Мне было бы нужно преображение, линька, если вам угодно… Овидиус Назо, возможно, посланник Божий… Алексис, пригласите вестника богов.
Алексис сочувственно покачал головой и крадучись вышел.
В тот день Фонтен, не читая, подписал контракт, предложенный ему Петреску. Он брал на себя обязательство провести полтора месяца в Южной Америке, затем две недели в Соединенных Штатах. Уезжать из Франции надо было в начале августа, и для того, чтобы подготовиться к лекциям, оставалось совсем немного времени. О чем нужно будет говорить?
– О самых современных сужет, – посоветовал Петреску.
– Что вы называете современным, друг мой? Это запоздалые отзвуки спора о древних и новых. Если верить некоторым молодым людям, я совершенно несовременен.
– Мэтр, вы вечный, – сказал Петреску… – Сужеты? Там они любить все новое. Можно говорить про экзистенциализм… Или говорить о себе… Это не есть важно… Если я ставить на афиша: ГИЙОМ ФОНТЕН, даже без титул, все женщины бежать в театр… Триумф, мэтр, будет триумф.
Полина приняла это решение безропотно и даже с некоторым облегчением. Выяснив, какой в этих странах климат, она стала подбирать необходимую одежду. Петреску должен был сопровождать «мэтра» в поездке и заботиться о его нуждах. Эрве Марсена отправился вместе с Фонтеном в Бордо, где паломникам предстояло сесть на корабль. Фонтен показался ему взволнованным и довольно несчастным. Казалось, он мечтал о прощальной сцене, а возможно, искал последний шанс отказаться от поездки. Госпожа Фонтен сделала все возможное, чтобы не оставаться с мужем наедине. В последний момент перед тем, как Фонтен ступил на трап, она позволила себя обнять, но выглядела при этом на удивление спокойной. Стоя на причале, она крикнула:
– Вы не забыли свои авторучки, Гийом? А две пары очков? А паспорт?
Опершись на леер, он раздраженно отвечал:
– Ну конечно, я вам уже три раза говорил.
Это были последние внятные слова перед отправлением. Следующую фразу заглушил гудок сирены.
